Альфред Андерш: Вместе с шефом в Шенонсо

— Поехали, а? — предложил ему господин Шмиц. — Наши торгаши пусть сидят дома, а мы с вами устроим себе на недельку хорошую жизнь.

Однако доктор Хониг понимал, что господин Шмиц выбрал его в спутники вовсе не потому, что находил его симпатичнее других людей из своего «оперативного штаба». Патрон отлично сосуществовал с теми, кого называл «торгашами», но, предпринимая поездку к очередному собору или замку, он охотнее брал с собой тех сослуживцев, которым платил за то, что они знают толк в искусстве. («Лишь по штату», — протестовал обычно доктор, разворачивая перед шефом плакат, нарисованный Уэги, а шеф ему на это: «Вам и положено больше разбираться в искусстве, чем мне». Впрочем, совсем отучить господина Шмица разглагольствовать об искусстве было не в его силах, равно как и воспретить своим коллегам — как «торгашам», так и ведущим инженерам — называть себя «искусственный мед».) Нет, господин Шмиц отнюдь не считал его приятнее или неприятнее других своих приближенных, просто господин Шмиц был одинок, но плохо переносил одиночество, он не имел друзей, но нуждался в обществе; друзей не было, были служители: кто при машине, а кто при искусстве, — и он воспитывал в них спорщиков, ибо в мире, где поддакивают твоим мыслям и делам, успех невозможен. Когда же ты так преуспеваешь, как господин Шмиц, ты приговорен к одиночеству в глубине своего лимузина.

Оставался, конечно, нерешенным вопрос, почему бы в таком случае господину Шмицу не брать с собой спутницу. То, что он не удостаивал этой чести свою спутницу жизни, объяснений не требовало: спутница жизни господина Шмица была супругой, она лишь нехотя покидала свой дом, обставленный мебелью под чиппендейл. Гораздо удивительней было то, что никто никогда не видел приятельниц господина Шмица. Всякий раз, как доктор Хониг задумывался над этой стороной жизни патрона, он бросал взгляд на кисти его рук: короткопалые, но изящной лепки, обтянутые бледной прозрачной кожей, они плохо сочетались с упитанным, источавшим успех крепким мужским телом — или то были шупальца, так сказать, инструмент для опробования успеха?

Оказалось, что в Шартрском соборе господину Шмицу хулить нечего. «Жаль только, что мы поздновато», — думал доктор. Смеркалось, стылое октябрьское небо успело посереть, так что большое круглое окно уже потухло. К тому же еще с утра сильно похолодало, ветер только что не сбивал с ног, и, любуясь скульптурной отделкой Королевского портала, Хониг почувствовал первые признаки жестокого насморка. Ему хотелось скорее в машину, но господин Шмиц был неутомим: с энтузиазмом кружил он по собору, над которым свистел ветер.

Зато отель в Туре, хоть и считался первоклассным, был так откровенно «обшмыган», что при одном взгляде на линялые, протертые сетчатые занавеси и запятнанные скатерти господин Шмиц сбежал в ресторан, в сущности говоря, ресторанчик, ресторанишко, выдержанный в стиле «турень» и оснащенный пламенеющим раскаленным рашпером. Они ели куропаток а lа chasseur [1] По-охотничьи (франц.). . Вино, поначалу рекомендованное кельнером, господин Шмиц отверг: то было крепленое сладкое луарское, но господин Шмиц не принадлежал к тем немецким туристам-простачкам, которым можно предложить все что угодно, нет, он был сыном человека, владевшего в долине Мозеля великолепными виноградниками, и кельнер, тотчас сообразив, что обслуживает не какого-нибудь парвеню, принес легкий сухой барсак. — «И чтобы комнатной температуры, никакого льда!» — распорядился господин Шмиц, — легкий сухой барсак, который после двух-трех бокалов слегка ударяет в голову. А господин Шмиц снова витийствовал, и опять почти беспрерывно и притом вполне толково, на сей раз о винах, о немецких и французских винах; он знал все о том, как виноград разводят, выращивают, обрезают, все о виноделии и даже об обряде, связанном с крещением вина. Дрожа легким ознобом начинающейся простуды, доктор едва воспринимал факты, которые приводил ему господин Шмиц, и только вновь и вновь удивлялся тому, что сам он, Хониг, человек, отлично разбирающийся в литературе и искусстве, в рекламе и рекламных проспектах, так мало знает фактическую сторону жизни. Свой доклад господин Шмиц неожиданно оборвал словами:

— В сущности, путешествовать можно еще только по Франции.

— Разве, — усомнился доктор Хониг, — а как же Испания?

Достаточно было только зацепить господина Шмица, чтобы

последовало словоизвержение; итак, какое-то время он обсуждал Испанию, заключив словами: