Альфред Андерш - Отец убийцы

— Браво, — сказал Рекс. — Ты не глуп. Просто ленив. Quod erat demonstrandum [7] Что и требовалось доказать (лат.). . Продолжай!

Франц хотел было приступить к объяснению слова paroxytonon, но не успел, так как в этот момент включился Кандльбиндер, специалист в нем-штудиенрате докторе Кандльбиндере не мог больше выдержать Рексовых методов обучения.

— Нет, господин директор, — начал он, как раньше, но на сей раз не возмущенно или чуть ли не оскорбленно, а вынуждая себя к кротости и вежливости, так, словно он хочет по-хорошему убедить его, — нет, господин директор, ведь ряд ultima [8] Последний слог (лат.). , paenultima [9] Предпоследний (лат.). и antepaenultima [10] Третий от конца (лат.). обозначает не ударения, а слова целиком! Не ударение называется oxytonon, а все слово, в котором акут или гравис появляется на последнем слоге.

Рекс онемело слушал его речь. Затем случилось то, чего весь класс и наверняка сам штудиенрат никогда не могли бы ожидать от него: он потерял самообладание.

— Замолчите! — закричал он на классного наставника. И еще раз: — Замолчите, господин Кандльбиндер! — Даже «доктор» он опустил, подумал Франц, так разъярился, что назвал учителя просто господином Кандльбиндером. Как он обрушился на него! И все из-за меня. Ну и свинья же я, раз мне нипочем, что Рекс так одернул Кандльбиндера перед всем классом. — Я вызываю ученика из вашего класса, — воскликнул гневно Рекс, — и что выясняется? Он не усвоил даже простейших основ греческого языка. С пасхи, вот уже шесть недель, он бездельничает на всех уроках, а вы, — в его голосе загрохотала неприкрытая лютая злоба, — вы вообще этого не заметили. Вы ничего не заметили, не отпирайтесь, иначе вы заставили бы его оставаться после уроков, пока он не почернеет, или пришли бы ко мне и откровенно, честно сказали: я не могу справиться с Кином. Ведь самое скандальное в этом Кине не то, что он лодырь, какого свет не видывал, — подобного рода лодыри есть в каждом классе, — а то, что до нынешнего урока он на ваших занятиях всегда умел выкрутиться. Цэ-цэ-цэ! И вы еще осмеливаетесь перебивать меня, когда я прощупываю его и пытаюсь, как это только что было, вдолбить ему простейшие правила, с помощью которых он сможет, если захочет, хоть что-то наверстать. Но, конечно, слишком поздно, потому что вы, господин доктор, целых шесть недель позволяли ему бить баклуши.

Обращение «господин доктор» свидетельствовало, что он снова взял себя в руки.

— Совершенно верно, вдолбить, — сказал он, оставляя в покое Кандльбиндера и начиная новый монолог. — В гимназии во Фрайзинге нам с самого начала безжалостно и беспощадно вдалбливали эти oxytona и perispomena. И без хитроумных различий между словами и ударениями. Ударение на последнем слоге — это и был oxytonon, а сиркумфлекс на предпоследнем — properispomenon, так нас учили в епископальной гимназии во Фрайзинге, и это правильно, потому что это просто. Ведь достаточно услышать только такое слово, как «anthropos», чтобы сказать себе: «Ага, proparoxytonon» — и поставить акут на третьем от конца слоге.

Что касается всяких «ага» и «ого», подумал Франц, я бы тоже так говорил, если бы только мне подсказывали, хотя я никогда не слышал обо всех этих охуеопоп-и-тому-подобной-ерунде, собственно, это вовсе не просто, скорее даже сложно-сперва надо подумать: oxytonon, прежде чем поставить акут; он ожидает, что Кандльбиндер возразит в таком духе Рексу, но классный наставник был потрясен — правда, не крайне уязвимой аргументацией Рекса в учении об ударениях, а-нет никакого сомнения! — обвинением в полной педагогической несостоятельности по отношению к ученику Кину; в присутствии всего младшего «Б» его в такой форме отчитали, что он лишился дара речи, он знает, что дело будет иметь продолжение в кабинете ректора или на учительском совете. Боже мой, думал Франц, ну и заварил же я кашу!

Словно желая несколько уменьшить вину их учителя, Рекс снова ткнул пальцем в лежащую на кафедре книгу и сказал:

— Грамматика, которой вы пользуетесь, недостаточно проста. Если не найду лучшей, я сам напишу для вас более простую.

Вдруг он снова напал на Франца Кина.

— Попробуй-ка перечислить правила ударения, — потребовал он. — Но наизусть! Не глядя на доску!

— Oxytonon, — начал Франц-сперва медленно, но потом все более бегло, — Paroxytonon, Proparoxytonon, Perispomenon, Properispomenon. — Он сам себе поразился; как это я справился, подумал он, наверно, дело просто в том, что мне этот ряд слов нравится. Он логичен и красиво звучит.