Это был целый ливень слез и столько крика, что Ян встал из-за стола, готовый вытянуть паршивца прутом!
Но нынче отец и сын слишком заняты; напилив дров, они пошли по воду, и тут выяснилось, что Яну еще не снести на спине наполненную водой деревянную бадью. Поэтому, поставив бадью в тележку, они повезли воду к хлевушку. Йозефина застигла их, когда они наполняли водой колоду — мокрые с ног до головы.
Стоит отвернуться, как мужчины выкинут какую-нибудь глупость.
— Зачем же возить-то, — сказала Йозефина и, взяв бадью, мигом вернулась с полнехонькой.
В тот день ужин был лучше и обильней, чем всегда. У Яна оставалось две сигары, и он закурил.
— О господи, — завела речь пекарша, — уж лето на исходе, а я никак не свыкнусь с одиночеством. Эх, кабы вернуться нам в свою лавку…
Ян покачал головой.
Потерпи, еще мельница не пущена, и мы не печем хлеба.
А и пек бы — кому продавать-то?
На собаках развозить буду.
Однако последние полгода поколебали веру Йозефины. Работа на господском поле слишком походила на прежнюю барщину, а кто песет такую повинность, тот не может позволить себе пустых надежд.
Десять корцев земли да корова — куда лучше, — сказала она. — И ведь было все это, да сплыло, вот горе…
Ничего, опять все будет, — промолвил Ян, он так и сиял от радости, затягиваясь сигарой.
С того дня, хоть врач еще по разрешал, Ян стал ходить и выполнять все работы. Он решил топить печь и, так как дров не хватало, а лес был под боком, Ян стал воровать. Это занятие, на которое он, конечно, не пошел бы, если б по-прежнему был мастером пекарного дела, теперь доставляло ему и радость, и удовлетворение. Он срубил сухую осину, более того, утащил распиленные дрова из штабелей и, сжигая под своей похлебкой меченые поленья, смеялся над лесниками: «Разнюхивайте, откуда у меня дровишки, осматривайте утоптанную землю вокруг осинового пня, пускайтесь по следу! Вам не найти следов, потому что их-то и нет! Я тащил сушняк к берегу по серой скале, а оттуда его к мельнице принес ручей».
Однако утром после кражи пиленых дров на надельготскую мельницу явился лесник. Ян сидел на завалинке, нога у него была еще в лубках.
— Добрый вечер, — поздоровался лесник. — Ну, как дела?
Ян ответил:
— Вот, бог даст, встану и начну ходить, тогда уж все пойдет на лад. Парис — быстрый ручей, и вода в нем не убывает. Чего же мне еще желать, когда зерна для помола навезут вдосталь!
Лесник потолковал еще о том, о сем и, с корнем вырвав всякое сомнение в Маргоуловой честности, убрался восвояси.
Ошиблись мы, — сказал он лесничему, — мельники не дрова воруют — муку, а этот малый к тому же хром, порог переступить не может, как было ему добраться до леса и срубить дерево?
Ладно, — отозвался лесничий, которого кража дров не так уж занимала. — Значит, это кто-нибудь другой.
И стражи леса продолжали свой обход, думая уже не о воре, а о своих делах. Ружья у них за плечами торчали, как хвосты у яловых сук. Они шли и шли, так как этим хожденьем под постоянной угрозой собственного оружия зарабатывали свой хлеб. Никто из них не стал бы стрелять даже в ворону, не говоря уж о дичи в охотничий сезон. Герцог, владетель края, прочел, видимо, в одной из книг для аристократов, в которой собраны обычаи, правила поведения и все сведения, необходимые для этого сословия, что дворянину подобает любить охоту; и, опасаясь, как бы его не сочли недостаточно благородным, изо всех сил старался выполнять эту суровую обязанность. Бродил по лесу, продирался сквозь заросли, с болью оставляя клочья на колючках ежевики. Горе леснику, который съест герцогского зайца. Горе браконьерам — но кто не трогал дичи, а только рубил сушняк или там сосенку, вылезающую из ряда, того не слишком-то усердно преследовали.
Близился октябрь, пора молотьбы. Пекарня Яна была готова, не хватало только денег, чтоб закупить муку и приняться за дело. Как-то раз, возвращаясь домой с поденной работы, Ян случайно остановился в усадьбе, где чинили конный привод. Измученный крестьянин, увидев Маргоула, с проклятьем отшвырнул французский ключ и заявил:
Довольно с меня этой чертовщины. Я целый рабочий день потерял, а все без толку, посылайте за слесарем!
Насколько я знаю, у привода устройство простое, — сказал Ян.
Черта лысого простое! Эта простота у меня вот где сидит. Ты, Ян, смеешься надо мной!
Ян, не говоря ни слова, взялся за привод. Снял шестерни и, руководствуясь скорее инстинктом, чем знанием, немного ослабил оси, прочистил их, — часу не прошло, как он снова собрал машину.
Читать дальше