Нацумэ Сосэки: ТАУЭР

— Каждый день всё везут и везут новых людей… Если и дальше так пойдёт, то-то палач разбогатеет! — говорит бородатый.

— Да уж, точить топоры и то устанешь… На это знаешь сколько силы уходит!.. — отвечает тот, что пел песню. Это низенький человек, весь чёрный как сажа, глаза глубоко упрятаны под надбровные дуги.

— Вчера казнили красавицу… — с сожалением говорит бородатый.

— Да нет, лицом-то она хороша, да шейные позвонки чертовски твёрдые… По её милости видишь как лезвие зазубрилось… — отвечает точильщик и в сердцах ещё усерднее вращает точило.

Жик… жик… жик… — жужжит точило, и с шипением сыплются искры.

Тоской любви закалена,

Крепка у леди шея —

Топор притупим, но сполна

Потрудимся над нею, [21] Здесь и далее в рассказе стихи в переводе А. Долина. —

громко распевает точильщик.

В тишине слышно только жужжание точила. Ветер колеблет огонь светильника, высвечивая половину лица поющего. Лицо красное, как будто поверх копоти разлили киноварь.

— А завтра чья очередь? — спустя некоторое время спрашивает бородатый.

— Завтра та самая старуха… — равнодушно отвечает точильщик и напевает:

При жизни ветрена была,

Седины скрыв под хною,

А нынче кровь ей помогла

Расстаться с сединою!

Жик… жик… жик… — жужжит точило. Пичь… пичь… пичь… — летят искры.

— Ну, вот и готово! — с довольной ухмылкой говорит точильщик и, поднеся топор поближе к светильнику, осматривает лезвие.

— Одна старуха, больше никого? — снова спрашивает бородатый.

— Ну, а потом та самая…

— Бедняжка! Уже казнят? Жаль… — говорит бородач, и точильщик, глядя в потолок, бормочет:

— Жаль, конечно, да что поделаешь…

Внезапно разом исчезают и палачи, и светильник, и подземелье. Я снова в башне Бичем. Вдруг замечаю поблизости того самого мальчика, который хотел угостить воронов хлебом. И так же, как раньше, рядом с ним та самая женщина.

— Там нарисована собака! — удивлённо говорит мальчик, глядя на стену.

— Это не собака, — отвечает женщина всё тем же строгим тоном, таким строгим, что кажется, будто само Прошлое вещает её устами. — Слева нарисован медведь, справа — лев. Это герб дома Дадли [22] Дом Дадли — семейство герцога Нортумберлендского. .

По правде сказать, я тоже подумал было, что рисунок изображает не то собаку, не то какого-то кабана, и когда услышал сейчас слова женщины, она показалась мне ещё более странной. Имя «Дадли» она произнесла с таким чувством, как будто называла собственную фамилию. Затаив дыхание, я не спускал глаз с обоих.

— Герб вырезал Джон Дадли, — продолжала она так, словно этот Джон доводился ей родным братом. — У Джона было четверо братьев, о них тоже можно узнать по вырезанным вокруг медведя и льва цветам. Вот астра — это брат по имени Амброз. Вот роза — начальная буква имени Роберт. Вот георгин — стало быть, это Генри. А слева вверху герань — это начальная буква имени… — И тут она вдруг умолкла. Я увидел, как коралловые губы её дрожат, как будто их коснулся электрический ток или как если бы она вдруг увидела что-то страшное — ядовитую змею, крысу… После небольшой паузы женщина без запинки прочитала вырезанные под рисунком стихи:

Сих рассмотрев зверей, поймёте вы значенье

Печальных образов в столь пышном обрамленье.

Здесь братьев четырёх сокрыты имена —

До срока им была могила суждена.

Она прочитала эти строчки так уверенно, словно чуть ли не с детства ежедневно твердила их и запомнила наизусть. По правде говоря, надпись эту разобрать очень трудно. Я, например, сколько бы ни ломал голову, не смог бы прочитать эти буквы. Женщина казалась мне всё более странной.

Мне стало не по себе, и я пошёл вперёд, оставив её с мальчиком у стены. За углом, возле самой бойницы, среди множества надписей, сделанных настолько небрежно, что было непонятно — буквы это или просто какие-то узоры, ясно виднелось вырезанное мелкими, но чёткими печатными буквами имя «Джейн». Я невольно остановился. Вряд ли найдётся человек, знакомый с историей Англии, не помнящий имени Джейн Грей [23] Джейн Грей — леди Джейн Грей (1537–1554), внучатая племянница короля Генриха VIII из династии Тюдоров. Славилась красотой и учёностью, владела древнегреческим языком и латынью, французским и итальянским языками. Происками герцога Нортумберлендского была выдана замуж за одного из его сыновей и возведена на престол. Но царствование Джейн продолжалось всего девять дней, после чего она была арестована вместе с мужем и свёкром сторонниками Марии, родной дочери Генриха VIII (впоследствии — королевы Марии, прозванной Кровавой) и казнена в Тауэре. . И не найдётся, наверно, ни одного, кто не пролил бы слезу над её горестной участью и страшным концом. Из-за чрезмерного властолюбия свёкра и мужа семнадцатилетняя Джейн, не колеблясь, сложила на плахе свою юную голову. Как далёкий, но всё ещё ощутимый аромат раздавленной сапогом розы, её образ и поныне чарует каждого, кто перелистывает страницы истории. Каждому запомнились, наверно, многочисленные рассказы об этой поэтической личности; свободно в надевшая греческим языком, Джейн читала в подлиннике Платона, изумляя широтой своих познаний даже учёного эрудита Эскама… [24] Эскам Роджер (1515–1568) — английский учёный и гуманист, преподаватель древнегреческого языка и латыни Кембриджского университета. Я как остановился перед надписью «Джейн», так и стоял, не двигаясь, вернее сказать, не в силах двинуться с места. И вот уже снова распахивается занавес моего воображения…