— «Благословенны видящие мысленным взором свой смертный час… — мягким, приятным голосом читает вслух старший брат книгу, лежащую на коленях у младшего. — Каждый день, каждую ночь помышляй о грядущей смерти. Чего бояться тому, кто вскоре предстанет перед Всевышним?..»
— Amen… — бесконечно жалобным голоском откликается младший.
В этот миг порыв налетевшей бури сотрясает башню, ветер завывает так громко, что кажется, стены рухнут. Младший теснее прижимается головой к плечу брата. От его движения шевелится, вспухает перина, прикрытая белой как снег простынёй.
— «Утром думай, что не доживёшь до ночи… — снова читает старший. — Ночью не желай назавтра снова увидеть утро. Превыше всего почитай готовность к смерти. Нет ничего постыднее недостойной кончины…»
— Amen! — опять произносит младший. Голосок у него дрожит.
Старший тихонько закрывает книгу, подходит к маленькому окошку и пытается выглянуть наружу. Окно высоко, не дотянуться. Он приносит скамейку, становится на неё на цыпочки. Сквозь тёмный, густой туман, окутывающий бесконечную даль, смутно просвечивает зимнее солнце. Кажется, будто оно сочится кровью.
— Сегодня опять такой же закат… — говорит старший, оглядываясь на младшего.
— Мне холодно… — откликается младший.
— Я уступил бы дяде престол, лишь бы нам сохранили жизнь!.. — шепчет, словно про себя, старший брат. Младший говорит только:
— Я хочу к маме!.. — При этих словах фигура богини, вытканная на гобелене, висящем на противоположной стене, внезапно слегка колеблется, хотя в помещении не чувствуется ни малейшего дуновения ветра.
Новый поворот сцены… Я вижу у входа в башню поникшую фигуру женщины в чёрном траурном одеянии. Лицо бледное, исхудалое, но по тонким чертам сразу видно, что это прекрасная, благородная дама. Слышен скрежет отпираемого замка, дверь открывается, появляется какой-то мужчина и почтительно кланяется даме.
— Могу я увидеть их? — спрашивает женщина.
— Нет, — с огорчением отвечает мужчина. — Я хотел бы устроить вам эту встречу, но таков запрет властей, я бессилен его нарушить. Смиритесь… Поверьте, я сочувствую вам, но… — Внезапно он умолкает и оглядывается по сторонам. По соседству, из глубокого рва, вдруг вспархивает нырок.
Женщина расстёгивает висящую на груди золотую цепочку и подаёт мужчине.
— Умоляю вас, мне бы хоть в щёлочку, всего на миг их увидеть… Жестоко отказывать, когда женщина просит… — говорит она.
Мужчина в задумчивости наматывает цепочку на палец и погружается в размышленье. Нырок внезапно скрывается.
— Тюремщик не смеет нарушать тюремные правила, — наконец говорит мужчина. — Ваши дети здоровы, они целы и невредимы. Не тревожьтесь о них и ступайте домой со спокойной душой. — С этими словами он пытается силой вернуть ей в руки золотую цепочку. Женщина стоит неподвижно. Слышно только, как цепочка, звякнув, падает на булыжник.
— Неужели никак нельзя повидать их?
— Сочувствую вам, но… Нет, нельзя, — отрывисто отвечает тюремщик.
— Чёрная башня, неприступные стены, ледяные сердца… — говорит женщина и горько плачет.
Новый поворот сцены… В углу двора возникает высокая тень в чёрном. Кажется, будто она вышла прямо из покрытой мохом стены, отделившись от холодной каменной кладки. Нерешительно оглядывается по сторонам, как бы желая удостовериться, что ночь и туман уже окутали землю. Ещё через минуту из глубокого мрака выходит другая тень, ростом пониже, в такой же чёрной одежде.
— Уже ночь, солнце село… — говорит высокий, вглядываясь в одинокую звезду, висящую в небе над углом башни.
— Днём я не решился бы показаться на свет… — отвечает второй.
— Многих я убивал, — говорит высокий, обращаясь к тому, что пониже. — Но такого гнусного дела, как нынче, совершать, пожалуй, ещё ни разу не приходилось…
— Когда я слушал через завесу, как они разговаривали, я уж хотел было бросить всё и удрать… — честно признаётся низкорослый. — Губы у него были как лепестки… Они так дрожали, когда я душил его…
— А на белом как мрамор лбу выступили лиловые вены…
— Этот стон всё ещё как будто звучит в ушах… Чёрные тени опять растворяются в ночном мраке, и в ту же минуту часы на башне гулко бьют час.
…С ударом часов исчезают призрачные видения. Часовой, стоявший у своей будки неподвижно, как изваяние, теперь, взяв ружьё на плечо, шагает взад и вперёд, стуча каблуками, по каменной мостовой. Шагает, а сам небось мечтает, как пройдётся под ручку со своей милой…
Читать дальше