Владислав Ванчура - Конец старых времен

Ах, — отвечает Марцел, — я должен тебе сказать про это: князю до нас и дела нет!

Как? Почему ты думаешь?

Он балагурит со служанками. Сдается мне, он перед ними заискивает и, кажется, говорит к тому же неправду.

Этого не может быть, — выдохнула Китти.

— А я говорю — да. Знаешь историю про охотника? Он опять ее рассказывает, но теперь выходит так, что охотник этот служил у султана и женился на Филомене.

Кто это — Филомена?

Никто. Князь ее выдумал, или…

— Что ты хотел сказать? — спросила Китти, когда он осекся, но Марцел начал с другого конца:

Во второй раз он рассказывает все не так.

Думаешь, он лгал?

Да!

Тут оба подростка приблизились друг к другу — словно то сходились объятия их общего разочарования. Китти берет в рот кончик ремешка, обернутого вокруг ее запястья, и, крепко зажав его зубами, дергает руку.

Ты-то пойдешь? — спрашивает Марцел.

Как же мне не пойти? Могу ли я так поступить?

— Думаю, он нас не возьмет. И думаю — он собирается совсем не туда, куда говорит. Он убежит к графу Коде!

— Неправда!

— Правда, — понизив голос, говорит Марцел. — Я это знаю. Корнелия спрятала свои вещи в коровнике — она убежит с ним!

Китти не сразу отвечает, она краснеет, она дергает ремешок. Наконец девочка прекращает игру своего отчаяния и роняет:

Значит, все кончено? Нет! — возражает она сама себе. — Корнелия — дурочка!

Может быть, но мне известно, что она на это рассчитывает.

— На что?

На то, что убежит с князем. Я своими глазами видел, как он прикидывал в руках вещи Корнелии, а теперь делает вид, будто и не знает, что она отказалась от места. Они сговорились!

А я все равно пойду, — заявляет Китти. — Я пойду, я хочу вырваться отсюда!

Неужели ты пойдешь вместе с Корнелией? — цедит сквозь зубы Марцел.

И Китти снова не хватает слов. Она растеряна: ей приходит мысль о Михаэле, ей хочется позвать сестру, побежать к ней — но Китти колеблется, прислушиваясь к тому, как барабанит по окнам дождь.

— Китти! Китти! Китти! — взывает Марцел, но маленькая барышня не поднимает головы.

Она подавлена. Кисть ее затекла — слишком сильно затянулся ремешок на запястье, и эта боль доставляет ей теперь наслаждение. Китти рвет ремешок — и вместо того чтобы заговорить о Михаэле, упоминает о Сюзанн.

Ох эта парижанка! — произносит она язвительным тоном горничных и осыпает оскорблениями бедную свою учительницу, словно и сама-то была злой.

Она любит, любит князя, — заканчивает Китти, — любит его так же, как Корнелия и как Михаэла…

А что же Марцел? Сунув руку в карман, он пересчитывает свои шестьдесят крон.

— Ну что ж, — вздыхает он, пропустив сквозь пальцы последнюю монетку. — Пойдем одни. Слава богу, нам не у кого отпрашиваться.

За ужином француженка поставила в известность пана Стокласу, что кто-то из ее родственников заболел и она должна вернуться в Париж. Смысл ее намерения был весьма прозрачным, и хотя все мы старались не ставить мадемуазель в неловкое положение и не желали задерживаться на этом предмете долее, чем того требовало приличие, все же мы не могли просто проглотить все свои вопросы. Однако участливость наша получалась довольно топорной. Сюзанн отвечала односложно. Она не хотела обнаруживать беспокойства, которое завтра могло оказаться пустым, и сдержанность ее, казалось, выражала, что все свои действия она предпринимает на собственный риск и ответственность.

Я рад, что вы не очень спешите, — сказал Стокласа. — Кто знает, быть может, ваши дела в Париже за месяц уладятся, так что вам и не придется уезжать.

За месяц? — недоуменно повторила Сюзанн.

Я был бы вам весьма обязан, — пояснил хозяин, — если бы вы, мадемуазель, не меняли своего решения, принятого вами при поступлении ко мне.

Сюзанн опускает голову, а князь рассказывает Яну военные эпизоды. Он все говорит, говорит, будто ни слова по-французски не понимает. Вдруг он прерывает поток своих речей кратким замечанием:

— А я-то радовался, мадемуазель, тому, что мы с вами вместе доедем до Крумлова. Какая жалость, что вы задерживаетесь!

Этот небрежный тон заставляет меня позавидовать Стокласе. Повезло этому малому, что не пришлось ему выложить уже подготовленные деньги! Ведь Алексей-то все равно уезжает! Ему и в голову не приходит ждать Сюзанн.

После некоторой паузы Михаэла бросает:

— Париж не так велик, чтобы в нем не встретиться… В голосе ее ровно столько же иронии, сколько и грусти. Она поднимается с места и, извинившись, собирается выйти из столовой, но Алексей останавливает ее словами: