Владислав Ванчура - Маркета Лазарова

Лазурь тишины растерзана. Отовсюду летят крики. Солдаты выбегают изнутри башни, неожиданно подступает подмога.

Капитан оказался осмотрительнее разбойников! Капитан изучил ваши повадки, не забывает он и о том, что вы способны предпринять. Он знает вас и разбойников, вам подобных. Он спит, вы мало смущаете его дух, а вот его ребятки, заспанная, безусая стража, протирающая глаза, работает за него. Они уже почуяли неладное, копья у них торчком, словно уши у зайца, уж схватились они за мечи и прибавляют ходу.

Миколаш оглянулся на ворота: мост до сих пор спущен и сверкает, как река. Он пуст! А где же войско проходимцев? Бежит!

Тут раздался колокольный звон, и звенит он, и призывает. То не голос утра, то не праздничный перезвон.

Это благостный звук, это благодатный звук, это колокольчик забвения, это колокольчик небытия, это смерть! А кто же трезвонит? Мальчонка. Приметил угрюмых коней и презрительный взгляд разбойника, способного убить, даже если не разъярен и не угрожает. Покровительница сторожевых вышек и башен, покровительница укрепленных городов вдохнула в него отвагу. Почувствовал он, что пришел черед подростков стать взрослыми, И хочет он предотвратить убиение невинных младенцев, и раскачивает колокол. Повис на веревках звонницы, раскачивается сам, а вместе с ним раскачивается язык колокола. Это — забава. Какой прелестный наигрыш! Это — фата, наброшенная на лик фурии, которая косит и косит головы.

Вот брызнула кровь! Взъерошенный ус и оскал убийцы! Смотрите — меч, согретый теплотою тел. У Миколаша нет ни минуты, не успевает он поворотить коня. Он отступает, защищаясь, конь его пятится назад, дробя конечности павших. Разбойники отступают, однако отверстие ворот тмится новой битвой, темно от всадников, которых братья Миколаша, обнажив меч, загнали в эту теснину.

Конь разбойников вломился в эту людскую свалку. И Миколаш не мог уж двинуться ни вперед, ни назад. В последний раз услышал он перезвон колоколов, увидел спасающегося бегством наемника, которому он дал белого коня, самого любимого изо всех, а еще увидел, как батрак этот взбирается по травянистому склону, оставляя за спиной город, и еще увидел… или это ему померещилось?

Да, все это ему померещилось, потому что в воротах началась свалка, а мост поднимался.

Ах, свалка, голова на голове, и во всех головах — воспаленный мозг, и во всякий мозг вонзился коготь смертельного ужаса.

Ян, который отстал от брата на три конских корпуса, убил батрака; и как убил он его, как рухнул под ним конь, так освободилось местечко и еще кто-то из братьев вклинился со своим конем в толпу и пробился к Миколашу. Только тут зачинщик кровопролития смог отдышаться и перевести дух. И вскричал он, как кричат те, чью печень терзает клюв безумия, а меч его разит с новой силой. Легкий ветерок разносит клич безумца, а сам он, один-единственный, пробивается вперед. Он бледен, его заливает кровь и обморочный пот. Он страшен!

И в это великое смятение, в эти взвизги и верещанье врывается всполошенный колокольный звон, к небу поднимаются стон и вопли, словно бог прикрыл ладонью солнце. Ворота сотрясаются, город проснулся, слышны отчаянные крики: «Пожар! Пожар!»

Ах, глупые! Ряд стражников поворачивает обратно, алебардники отбрасывают свои алебарды, солдат убывает, путь теперь все свободнее и свободнее. Те из наемников Миколаша, кто не сбежал, жмутся по стенам, будто крысы, и дрожат от страха. Обливаются слезами, признаваясь в своем бесстыдстве, и умоляют горожанина, стоящего подле них, засвидетельствовать, что вошли они не по своей воле.

«Было нас тридцать девять, да все разбежались, только вот нас, горстку несчастных, разбойники вогнали в ворота. А убитых — так ведь их убили не защитники города, а душегубы. Дьяволы это, сударь!»

Горожанин, поглаживая бороду, кивает, но тут раздается оглушительный крик, и цирюльник поступит благоразумнее, если вовремя исчезнет.

Миколаш с братьями через весь город проскакал к башне, в которой помещалась темница. Повстречали они брюхачей, что придерживали на бегу шляпы и спадающие портки; повстречали парней, размахивающих палками и выкрикивающих какие-то призывы, до которых никому нет дела.

«Тупицы, последуй вы моему совету, мы спасли бы наш милый город! А так горите вы огнем, темнота! Я на вас осерчал! Я осерчал на вас и бегу стеречь собственную крышу. Ей-ей! Только одна она из всей вашей навозной кучи этого стоит!»

Ах, наш добрейший каплунчик, сунет он в руки супруге ведро и вкупе с нею примется командовать двумя насмерть перепуганными горожанами, за которыми числится должок.