Редьярд Киплинг - Подарки фей

Гэл рассмеялся так звонко и заразительно, что мистер Спрингетт и Дан тоже не удержались от смеха.

– А ты работать умеешь, как я погляжу, – сказал мистер Спрингетт, – честное слово, если ты хоть немножко похож на меня, не диво, что тебе вставляли палки в колеса эти, как ты сказал – гильдии? А по-нашему, профсоюзы.

– Что там говорить! – Гэл показал на белый шрам у себя на щеке. – Вот что я получил на память от десятника строителей на башне Святой Магдалины, потому что, видите ли, я осмелился резать по камню без его разрешения. Мне сказали, что камень случайно соскользнул с карниза.

– Знаем мы эти случайности! И ничего нельзя доказать. Не одни только камни начинают соскальзывать, – проворчал мистер Спрингетт.

А Гэл продолжал:

– Видал я, как доска на лесах треснула и сбросила слишком умного работягу с высоты в тридцать футов на холодный пол собора. А еще веревка может порваться…

– Несчастный случай, как же! А иногда известь летит в глаза без всякого ветра, – сказал мистер Спрингетт. – И все шито-крыто…

– Кто же это все устраивает? – спросил Дан, распрямляя спину, и перевернул шхуну на верстаке другим бортом к себе.

– Те, кому невмоготу смотреть, когда другие работают лучше, – проворчал мистер Спрингетт. – Не зажимайте ее так сильно в тисках, мастер Дан. Подложите туда кусок тряпки, чтобы не повредить корпуса. Больше того, – повернулся он к Гэлу, – если кто-то точит на вас зуб, эти профсоюзы прямо-таки поощряют его выместить на вас злобу.

– Так оно и есть, – согласился Гэл.

– Эти мерзавцы просто так от вас не отвяжутся. Знавал я одного штукатура в тысяча восемьсот шестьдесят первом году Он был француз – не приведи господь такого врага!

– То же самое у меня. Только мой враг был итальянцем, его звали Бенедетто. Мы встретились в Оксфорде, в башне Святой Магдалины, когда я осваивал там свое ремесло – вернее сказать, ремёсла. Парень был не приведи господь, как ты сказал; и все же в конце концов он сделался моим закадычным другом, – закончил Гэл, откладывая молоток и усаживаясь поудобнее.

– Чем он занимался? Штукатурил? – поинтересовался мистер Спрингетт.

– В некотором роде. Он делал фрески – так мы это называем. Расписывал стены по мокрой штукатурке. Врать не буду, рука у него в рисовании была опытная. Бывало, разгладит своим мастерком свежеоштукатуренную стену и давай покрывать ее из конца в конец фигурами святых и деревьями с подстриженными верхушками, да так быстро – будто ткач разворачивает перед вами свое полотно. Да, Бенедетто был хороший мастер, только душой скуповат – все дрожал над своими секретами красок и растворов, хоть никаких там особенных хитростей не было. Один у него был разговор – как Том, Дик или Гарри украл у него какой-нибудь секрет ремесла.

– Знаю я таких людей, – молвил мистер Спрингетт. – С ними нелегко ладить, и вдобавок это, как правило, закоренелые лодыри.

– Верно. Даже его сородичи, итальянцы, посмеивались над тем, как ревностно он охраняет свои тайны. Распря наша началась очень давно. Я был еще юнцом. Может, и не надо было выкладывать ему все, что я думал о его работе.

– Еще бы! – покачал головой мистер Спрингетт. – Такие люди этого не прощают.

– Особенно Бенедетто. Боже, как он меня возненавидел! Мне приходилось смотреть во все глаза, когда я работал на верхотуре. К счастью, он вскоре повздорил с десятником, и ему пришлось уйти из Святой Магдалины с гордым видом и с красками под мышкой. Но уж если вы обзавелись врагом… – Гэл сделал паузу.

– Так просто вы от него не отделаетесь, это точно, – закончил мистер Спрингетт. – Извините, сэр. – Он высунулся из окна и закричал на возчика, перегрузившего телегу с кирпичами: – И чего ты добился, нагрузив такую кучу? Сбрось по крайней мере сто штук – упряжка не увезет столько! Сбрось, я тебе говорю, и сделай вторую ездку! Извините, сэр. Так что вы говорили?…

– Я говорил о том, что еще до конца года мне пришлось поехать в Бери – укреплять свинцовую раму в восточном окне аббатства.

– Вот этого мне никогда не доводилось делать. Но помню, были мы на экскурсии в Чичестере в тысяча восемьсот семьдесят девятом, и видел я там, как делаются свинцовые витражи. Оторваться нельзя, какая красота! Так все время стоял и глазел. Лишь два стаканчика и пропустил за весь день.