Редьярд Киплинг - Подарки фей

– Гм, гм… Как всегда, очень пылко написано. Филипп сетует на холодность Глорианы и живописует свои страстные чувства. Перевернем страничку. Что же дальше? Он жалуется, что некоторые английские джентльмены сражаются против его генералов в Нидерландах. Он просит повесить их, когда они вернутся домой. (Ну, это мы посмотрим.) Вот список сожженных кораблей, затесавшийся между двумя заверениями в нежной преданности. Бедный Филипп! Его флагманские суда (в трех случаях, по меньшей мере) были атакованы, взяты на абордаж, разграблены и потоплены некими английскими моряками (джентльменами он их не может назвать), которые гуляют на воле и занимаются пиратством в Американских морях, дарованных лично ему римским папой. (Пусть папа ему их и охраняет!) Филипп слышал (хотя его благочестивые уши отказываются этому верить), что Глориана в некотором роде поощряет эти злодейские нападения, получает от них часть добычи и даже – о позор! – предоставляет свои корабли для этих разбойничьих действий. И посему он требует (этого слова Глориана терпеть не может), он требует, чтобы она повесила этих разбойников по их возвращении в Англию, а также дала ему полный отчет о награбленных ими товарах и золоте.

Вот так просьба влюбленного! Если Глориана не согласится стать его невестой, пусть она будет хранителем его имущества и палачом! Если же она останется непреклонной, пишет он, – глядите-ка, кончик пера прорвал в этом месте невинную бумагу! – у него найдутся средства и возможности ей отомстить. Ага! Наконец-то лицо Испанца вылезло из-под маски! – Она весело помахала в воздухе письмом. – Слушайте дальше. Филипп нанесет с Запада такой удар, перед которым померкнет все, что Педро де Авила учинил гугенотам. Засим он целует ей ручки и ножки и остается искренним и преданным ее рабом, врагом или повелителем – на выбор, как ей будет благоугодно.

Она спрятала письмо обратно в складки платья и продолжила играть свою роль, лишь слегка понизив голос.

– А тем временем – прислушайтесь! – ветер гудит в ветвях Брикуоллского дуба, громко играет музыка – и, чувствуя на себе взгляды всех присутствующих, королева Британии должна осмыслить про себя, что означает эта новость. Она не может вспомнить, кто такой де Авила и что он учинил гугенотам; но она чувствует какой-то мрачный умысел, шевелящийся в темной душе Филиппа, ибо никогда еще он не писал ей в такой манере. И она должна улыбаться напоказ, как будто получив приятные вести от своих министров, – улыбкой, от которой деревенеет рот и немеет сердце. Что ей остается?… – Го – лос дамы снова дрогнул и изменился. – Вообразите теперь, что музыка внезапно стихает. Крис Хэттон, капитан личной стражи ее величества, покидает стол, раздраженный и покрасневший; и чуткое ухо Глорианы улавливает за стеной звон клинков. Сассекские матушки озабоченно оглядываются, словно пытаясь пересчитать своих цыплят, – я имею в виду тех задиристых петушков, которые прислуживали за столом королеве. Двое из этих изысканных юнцов тайком выбрались в сад и там, обнажив рапиры и кинжалы, принялись выяснять отношения. Их успели остановить, разоружить и привести обратно. Любопытное зрелище – пара юных купидончиков, превратившихся в диких, взъерошенных волчат с обезумевшими глазами. Ну и ну! Грозным жестом Глориана подзывает их к себе – вот так! Они подходят в ожидании ее суда. Их жизни и их владения – всецело в руках той, кого они оскорбили своим неистовством – оскорбили как королеву и как женщину. Но увы, чего не сделают два глупых юнца ради прекрасной девы!

– Что же они сделали? Что произошло? – спросила Уна.

– Тсс! Ты портишь пьесу. Глориана угадала причину ссоры. Красота юношей смягчает ее гнев. Строго нахмурившись, она велит им не валять больше дурака и предупреждает, что если они сию же минуту не поцелуются и не помирятся, она велит Крису Хэттону растянуть их на кобыле и выпороть, как школяров в Хэрроу. (Крис выслушивает это без восторга.) И наконец, желая выгадать время, чтобы обдумать письмо Филиппа, жгущее ей карман, она выказывает желание потанцевать с ними и поучить хорошим манерам. Все облегченно вздыхают и призывают благословение небес на голову своей милостивой повелительницы. Пока слуги готовят залу для танцев, она гуляет в саду с этими двумя юными грешниками, которые готовы провалиться сквозь землю от стыда. Они признаются в своей вине. Оказывается, в середине пира старшему из них – они были двоюродные братья – показалось, что королева поглядела на него с особой благосклонностью. Младший принял этот взгляд на свой счет. Слово за слово – они обвинили друг друга во лжи. Отсюда, как она и догадалась, возникла дуэль.