Зинаида Гиппиус - Чего не было и что было

Но и пр. Булгаков кончил, вспомнив, как другие, о православном «приобщении на смертном одре», — ввиду чего «Православие не отрицается своего сына».

Эта суровость как будто и не вяжется на первый взгляд с безграничной «свободой», данной, по словам того же пр. Булгакова, в православии («Очерки учения о Церкви»). Впрочем, о «свободе», — (да и то, как мы увидим ниже, специальной) — но говорится лишь в разумении верных сынов Церкви. На Соловьеве до сих пор лежат особого рода подозрения.

Но самое любопытное, самое характерное для «Пути», — его центральный узел, — это статья Н. А. Бердяева «Спасение и творчество» и отчет Л. Зандера о двух съездах «христианской молодежи», в Хопове и в Аржероне. «Движение» молодежи (его предполагается переименовать в «братство», и уже не «христианское», а «православное») захватывает ныне довольно широкие слои эмиграции. Оно разбито на «кружки» — почти во всех европейских странах — и находится под покровительством видных православных иерархов. Съезд в Хопове (Сербия) возглавлял известный м. Антоний Волынский. В последнем, Аржеронском, съезде принимали участие, кроме «путейцев» с пр. Булгаковым во главе, парижские иерархи митр. Евлогий и еп. Вениамин. Этот съезд и ознаменовался, в присутствии многочисленной «молодой» толпы слушателей, — дебатами по поводу бердяевского доклада.

Доклад был на ту же тему — «спасения и творчества», а дебаты — очень серьезны. Вопрос, затронутый Бердяевым (может быть, центральный для большинства «путейцев»), вызвал горячую отповедь еп. Вениамина. Какой же это вопрос?

Да тот самый, с которым впервые подходила интеллигенция к религии, к христианству, и когда она впервые стала лицом к лицу с представителями православия: вопрос о включении в зону христианства полноты жизни, иначе говоря — «мира». Каково отношение христианской церкви к «миру»? К творчеству? Культуре? К общественности? К государству? Из общих вопросов естественно вытекали частные: о церкви православной, о взаимоотношении православия и самодержавия и т. д.

Если дебаты принимали иногда вид борьбы — это была борьба за «мир», за его ценности. Интеллигенция хотела знать, может ли церковь приобщить их к своим исконным, высоким ценностям личного спасения, жертвенности и подвига?

Прошли годы… и какие! Православная церковь, среди неслыханных гонений, предательства и крови, осталась верной себе, явила пример величайшей силы духа на своем пути, ведущем через смирение, жертву и личное подвижничество к личному спасению. Но коренной вопрос тех времен — остается; и, как мы видим, в иной обстановке, с иных позиций — продолжает волновать религиозно-философскую мысль.

Однако изменение позиций — очень существенно меняет дело. Очень важно, что вопрос перенесен внутрь церковной ограды. Нет больше вопрошающих церковь и ждущих от нее ответа. Вопрошающие сами же и отвечающие, ибо все они — православные. У тех, кто борется «за мир», борьба теперь сливается с борьбой и «за православие». Трудно понять это со стороны, а это именно так. Нынешние борцы за мирские ценности не сомневаются, что православие истинное их включает. Поэтому защитникам исконно-православного взгляда они готовы, прежде всего, бросить упрек в «неправославии». А вторые в том же обличают первых.

«Путь» дает яркую картину этой борьбы, или, говоря мягче, этих острых споров.

Крайне резок — Бердяев. Он восстает на «официальных людей церкви, профессионалов религии», которые «говорят нам, что дело личного спасения есть единое на потребу… Зачем знание, зачем наука и искусство… зачем правда общественная…?». Идя дальше, он доказывает, почему такое православие (т. е. реальное, современное), отрицающее «мир и все дела его» вплоть до государства, — на практике признает, и не может не признавать одну из его форм, — «православную монархию» (самодержавие).

«Нельзя долее терпеть, чтобы церковь оставалась бездвиж-ной и по существу оторванной от мира», — говорит Бердяев и приходит к необходимости «создания нового церковного организма».

Столь же пряма и отповедь еп. Вениамина. Бердяевскую постановку вопроса он называет «нехристианской и греховной».

Его утверждения как раз обратны: «На первом месте всегда — «я», мои интересы, мое спасенье…» «я сам, моя душа, идея святого эгоизма. А на втором — моя семья, жена, дети, близкие…» (но не «общественность»). «Единственный правильный путь… в преследовании единственной цели — личного спасения…».