Другой: «Наше отношение к советской власти революционное. Мы, непримиримые, должны думать об освобождении России. Тогда и Европа освободится от кошмара». Этот заслуженный «левый» ныне за такие слова зовется правым и преследуется. Но он, конечно, на пути свободы. Друг, соратник.
Третий: «Мы непримиримые. Мы всегда готовы на борьбу с отнявшими у нас Россию. Только об этом, о восстановлении мощи былой России, мы должны думать!». Присмотритесь к этому. Он называет себя над-левым, над-правым, но… как бы он ни назывался — все равно: он не попутчик.
Сколько зовов к «объединению» эмиграции, самому широкому, лишь бы одушевляла «непримиримость»! Зовы остаются — (и, думаю, останутся) — бесплодными по тысяче причин; но довольно было бы и одной: непримиримость сама по себе, не может «объединять»; во всяком случае, объединение на непримиримости — статично. Для идущих же по определенному пути непримиримость сразу имеет свое содержание: это непримиримость почему и ради чего. С разными «почему» и «для чего» ни одного шага нельзя сделать вместе. Я опять подчеркиваю: на пути свободы и первый шаг будет шагом во имя нее же.
А зовут соединяться только на непримиримости, и чтобы дальше — «не предрешать». Можно, конечно, условиться на этом; но и только, потому что «непредрешенцев», пожалуй, и вовсе нет. Всякий хранит какую-то надежду, или хоть полуопределенное упование, воздыхание, — соответственно своему «во имя». Вряд ли успешны будут совместные действия людей разных упований, если даже свои упования они условятся держать втайне.
Монархия? Республика? Никто, конечно, не знает, что будет, какими еще петлями завернется судьба России. Но так как по соображениям, доступным современному разуму, форма республиканская вмещает большую меру свободы, то идущий по пути свободы и станет бороться за большую, — за республику.
Этим конкретным общим примером, я хочу лишь сказать, что «идеология» и «тактика» (по принятым выражениям) связаны теснее, чем это думают. И связь их строже. Тактика есть действие или ряд действий, обусловленных нашим отношением к каким-нибудь реальностям. Но отношение-то, само уже определено внутренним критерием, который мы себе поставили.
В бесчисленных сложностях жизни мы часто путаемся, конечно; ошибаемся; делаем не то, не тот выбор, который нужно сделать. Но ошибка тотчас сказывается и, если мы не изменили внутреннему критерию — легче исправляется.
Путь под знаком свободы вовсе не есть «свободный путь». Каждый шаг на нем — ответственность, а потому каждый шаг — непременное самоограничение свободы в меру сегодняшнюю — ради большей ее меры завтрашней.
Мне скажут: да зачем в наши острые и конкретные времена говорить о путях во имя такого общего, отвлеченного и далекого понятия, как свобода? Есть дороги короткие, есть дела простые «во имя» понятное. А имя — Россия? А национальное Достоинство? А патриотические чувства? Чувства человеческой справедливости? Разве всего этого недостаточно?
Смотря потому, для чего. Достаточно, чтобы мучиться, страдать за Россию, тянуться к России. Но недостаточно, чтобы действовать, делать что-нибудь для России; идти, двигаться — за ту же Россию. Ведь двигаться надо в верном направлении. Проверяется же направление только ценностями высшими, понятие которых заложено в самую природу человеческую. Одна из таких ценностей — свобода. В ней заключены и все другие, — как, впрочем, и она заключена во всех других. Пусть вспомнят те, кому это нужно, что «дух Господен» — тоже есть «дух свободы»…
Я говорю вещи очень простые. Я говорю только, что направление нашего прямого пути впредь проверяется и свободой, духом свободы. Нельзя, действуя, идя за Россию, проверять правильность дел и шагов своих — Россией же. Россия и свобода, нация и дух свободы — понятия несоизмеримые. Когда в рождественскую ночь маги шли поклониться Младенцу, они искали дорогу не по пещере, не по желанию своему прийти к пещере, а по Звезде.
Такие звезды у нас есть. На одну из них, лишь на одну, но самую близкую и менее других туманом скрытую я указываю: это Свобода.
Кто не хочет возвышенных сравнений — пусть видит в ней компас. Только бы не терять волю идти, а компас покажет, куда надо идти — чтобы дойти.
(XXXIV)
Толстая книга, целый ряд авторов, из которых о каждом (или почти о каждом) есть что сказать. Лишь о самой книге, о журнале «Совр. Записки», сказать нечего. Я, по крайней мере, не нахожу, что о ней сказать. Не вижу, чем связаны эти статьи, почему они появились вместе, под одной и той же обложкой.
Читать дальше