Он вздохнул:
— Зачем я вас узнал?
Она ответила сквозь слезы:
— А я не жалею, что узнала вас. Умираю от этого и все-таки не жалею. Я любила.
Он со злобным упорством мучил ее. Он чувствовал, как это отвратительно, но не мог совладать с собою.
— В конце концов вполне возможно, что вы, между прочим, любили и меня.
Она, плача, ответила:
— Но ведь я же только вас и любила. Я слишком вас любила. И за это вы меня наказываете… И вы еще можете думать, что с другим я была такой, какой была с вами!
— А почему бы и нет?
Она беспомощно, безвольно взглянула на него.
— Скажите, это правда, что вы не верите мне?
И совсем тихо прибавила:
— А если бы я убила себя, вы бы мне поверили?
— Нет, не поверил бы.
Она отерла щеки платком и, подняв к нему глаза, блестевшие сквозь слезы, сказала:
— Значит, все кончено!
Она встала, еще раз оглянула комнату, все вещи, с которыми она жила в такой веселой и блаженной, в такой тесной дружбе, которые казались ей своими и вдруг стали для нее ничем, начали глядеть на нее как на незнакомку, как на врага; она увидела флорентинские медали, напоминавшие ей Фьезоле и волшебные часы под небом Италии, головку смеющейся девушки, которую когда-то начал лепить Дешартр, оттенивший ее милую болезненную худобу. На минуту она с сочувствием остановилась перед этой маленькой газетчицей, которая тоже приходила сюда, а потом исчезла, унесенная страшным и необъятным потоком жизни и событий.
Она повторила:
— Значит, все кончено?
Он молчал.
Сумерки уже стирали очертания вещей.
Она спросила:
— Что же будет со мной?
Он отозвался:
— А что будет со мной?
Они с жалостью взглянули друг на друга, потому что каждому было жаль самого себя.
Тереза сказала еще:
— А я-то боялась состариться, боялась ради вас, ради себя, ради нашей прекрасной любви, которой не должно было быть конца. Лучше было бы и не родиться. Да, мне было бы лучше, если б я вовсе не родилась на свет. И что за предчувствие было у меня еще в детстве под липами Жуэнвиля, около мраморных нимф, у Короны, когда мне так хотелось умереть?
Она стояла, опустив сложенные руки; когда она подняла глаза, влажный взгляд ее засветился, как луч в темноте.
— И никак нельзя заставить вас почувствовать, что мои слова — правда, что ни разу с тех пор, как я стала вашей, ни разу… Да как бы я могла? Самая мысль об этом мне кажется отвратительной, нелепой. Неужели вы так мало знаете меня?
Он грустно покачал головой.
— Да! Я не знаю вас.
Она еще раз бросила вопрошающий взгляд на все вещи вокруг, которые были свидетелями их любви.
— Так значит, все, чем мы были друг для друга… все это напрасно, не нужно. Можно разбиться друг о друга, а слиться друг с другом нельзя!
Ее охватило негодование. Невозможно, чтобы он не чувствовал, чем он был для нее.
И в порыве своей попранной любви она бросилась к нему, осыпала его поцелуями, плача, вскрикивая, кусая его.
Он все забыл, он схватил ее, измученную, разбитую, счастливую, сжал в объятиях с мрачной яростью пробудившегося желания. И вот уже, откинув голову на край подушки, она улыбалась сквозь слезы. Вдруг он оторвался от нее.
— Вы больше не одна. Я все время вижу возле вас того, другого.
Она взглянула на него, — безмолвно, с возмущением, с безнадежностью, — встала, с незнакомым ей чувством стыда оправила платье и прическу. Потом, сознавая, что все кончено, она окинула комнату удивленным взором ничего уже не видящих глаз и медленно вышла.
В мае 1893 г. Франс совершает путешествие в Италию. Вместе со своим другом, г-жой де Кайаве, он осматривает итальянские города, посещает музеи и соборы, восхищается живописной природой. Здесь, в Италии, окончательно оформляется замысел романа «Красная лилия». Франс начинает работу над ним в августе 1893 г., а весной 1894 г., с апреля но июнь, после многочисленных рукописных правок печатает его частями в «Revue de Paris». Отдельное издание романа выходит в свет 18 июля 1894 г.
Успех «Красной лилии» превзошел все ожидания. Друзья присылали Франсу восторженные письма. Видные критики, Ж. Пелисье, Т. Визева и Э. Род, в том же году опубликовали хвалебные рецензии. И все же никто в сущности не сумел правильно оценить произведение. «Красную лилию» рассматривали как типичный светский роман, как трагедию чувственной любви, неизбежно разрушаемой ревностью. Аналогичные мнения высказывали и более поздние исследователи, увидевшие в книге отражение личной драмы Франса.
Читать дальше