Жюль Верн - Женитьба г-на Ансельма де Тийоля

— Говорите, мой ученый Назон.

— Опасайтесь употребить в вашей фразе местоимение: ваш аккузатив подвергнется величайшей опасности, ибо местоимение всегда занимает место имени или субъекта.

В совершенстве вооруженный этой брачно-грамматической теорией, юный Ансельм де Тийоль день и ночь скреб затылок в попытках проникнуть в более глубокие тайны. Но справедливость требует признать, что он нисколько не продвинулся, ибо его слабо развитые способности быстро разбились о скалу непонимания.

Назон Параклет с новым пылом углубился в заложенные в грамматике принципы морали, успешно предался рассмотрению морали виноградного листа и сделал ряд полезных замечаний о неправильном склонении в латинском языке.

Город К., в котором жили эти замечательные персонажи, имел около семи тысяч жителей; но, говоря об интеллектуальной стороне дела, в нем можно было насчитать от силы двести душ, включая души животных.

Этот провинциальный городок с равно узкими улочками и взглядами поднимался в шесть утра и укладывался в восемь вечера, следуя примеру пернатых обитателей своих птичников. В течение дня жители занимались обычными делами, завтракали в девять и обедали в четыре. Свободный от угрызений совести и достижений Цивилизации городок зашнуровывался спереди, не позволял декольте опускаться ниже подбородка, носил черные чулки и прюнелевые башмаки, ступал широкими подошвами и бил в еще более широкие ладони, аплодируя мастерам местного виноделия. На руках у него пузырились рукава с буфами, шляпы имели выраженный антиадюльтерный фасон, а его невесты, защищавшие при помощи метел и веников неисчислимое богатство своих прелестей, поистине носили пояс целомудрия. Когда с приходом ночи город расходился по домам, в нем зажигались его знаменитые фонари, а деревянные башмаки звонко цокали по горбатым мостовым.

Однако в эти прекрасные вечера отнюдь не происходило беспорядочного смешения млекопитающих! Дворянство жило в отдельных кварталах и раздражало буржуа своей провинциальной спесью. А ведь лишь немногие из них осмелились бы сравнить свои генеалогические титулы со ссохшимися пергаментами маркиза де Тийоля. Что поделать, не каждый может похвастаться предками, имевшими при Людовике Заике столь оглушительный фармацевтический успех!

Несмотря на редкостную некрасивость, на юного Ансельма, в двойном свете несовершенства его черт и бедности ума, смотрели как на какое-то чудо. Назон единственный был к нему искренне привязан и осмеливался даже находить в нем определенную изысканность. Послушать Параклета, так только слепой не заметил бы привлекательности его ученика; профессор рекомендовал хулителям пойти поиграть на кларнете на просторе полей, ire clarinettam lusum, причем употреблял супин, учитывая судорожные движения и гримасы, каковых требует игра на этом гнусавом инструменте.

Итак, благочестивый Параклет задался целью достойно пристроить своего воспитанника. Он-то знал, что плоть юноши устроена так же, как и у всякого другого мужчины. И если сам Ансельм не испытывал эмоций, мало что понимал и никого не любил, то это вовсе не значило, что у него не было чувств. Отнюдь! Душа юноши способна была страдать, как и иные души, и горячий порох его сердца только и ждал искры, чтобы вспыхнуть, взорваться и засыпать целомудренные окрестности своими пылающими осколками!

Именно поэтому Назон трубил перед учеником сигнал к атаке и из кожи лез, чтобы подвигнуть его на штурм. Каждое утро в его ушах звучал вопрос маркиза: «Благочестивый Параклет, что это за жуткая бессонница мучает меня?»

Anna soror, quae me suspensam insomnia terrent? [45] Анна, сестра моя, какие ночные видения печалят и устрашают меня? (Энеида, IV, 9). (Примеч. автора.)

Для себя Назон свободно интерпретировал эту фразу как: «Сестра Анна, сестра Анна, видишь ли ты что-нибудь?» [46] Намек на слова героини сказки Перро «Синяя борода», обращенные к ее сестре Анне, высматривавшей с башни братьев, которые должны были спасти от смерти свою сестру — очередную провинившуюся жену Синей бороды. (Примеч. перев.)

Но в сухом воображении профессора «солнце светило и трава зеленела» [47] Имеется в виду ответ сестры Анны с балкона башни — то есть никого и ничего не видно, кроме солнца и травы (там же). (Примеч. перев.) , и Параклет принялся действовать. Старый латинист надеялся завоевать какую-нибудь пышную красавицу, дабы она спасла род Тийолей от грядущего угасания. По сравнению с этим предприятием походы Александра [48] Александр Македонский (356–323 до н. э.) — крупнейший полководец и государственный деятель древнего мира, царь Македонии; в результате завоеваний создал мировую монархию от Дуная до Инда, которая распалась после его смерти. (Примеч. перев.) выглядели сущими пустяками. Назон отдавал себе отчет в поджидавших его опасностях и, чтобы укрепить душу рассказами о великих подвигах древних, днем и ночью перечитывал Ксенофонта [49] Ксенофонт (греч. Ксенофон, ок. 432–353 до н. э.) — древнегреческий философ, историк, военный. Автор «Анабасиса, или Рассказа об отступлении Десяти Тысяч, которыми он руководил», «Греческой истории» и др. произведений. (Примеч. перев.) и Фукидида [50] Фукидид — крупнейший древнегреческий историк, автор «Истории Пелопоннесской войны» (ок. 460 — ок. 395 до н. э.). (Примеч. перев.) . Именно тогда «Отступление Десяти Тысяч…» показалось ему шедевром стратегии!