Альберто Моравиа - Равнодушные

— Иду… Да, я иду, — повторил он, стараясь убедить самого себя.

— Можешь и не идти, — суровым голосом сказала Лиза. — Притвориться, что ты ничего не знал… лично мне все равно — пойдешь ты или нет.

В холле она помогла ему надеть пальто и протянула шляпу.

— Так я вернусь завтра и расскажу, как все было.

— Хорошо, до завтра.

И все-таки Микеле не хотелось уходить. Он колебался. Он чувствовал, что Лиза не поверила ни единому его слову. И он готов был поклясться, что говорит правду. Найти слова сильные, впечатляющие, сделать какой-нибудь смелый жест. Тогда ее сомнения исчезнут.

— Я убежден, — сказал он наконец, взяв в ладони протянутую Лизину руку, — что ты не веришь в мое отвращение и ненависть к Лео. — Он умолк.

— Да, не верю, — откровенно призналась она.

— Почему?

— Так.

Снова воцарилось молчание.

— А если я докажу тебе это на деле? — спросил Микеле.

— На деле? Каким образом?

Он вновь заколебался. Лиза смотрела на него требовательно, с явным сомнением.

«Действительно, как я смогу доказать?» — подумал он. Ему стало совсем не по себе. Какой именно поступок убедит Лизу в его искренности? И вот, собираясь отправиться к своему врагу, он нашел — так же внезапно, как обнаруживают вещь, которую бессознательно ищут долго и безуспешно, — надо убить Лео. Идея ему понравилась. Не потому, что он собирался ее осуществить, а потому, что это должно было произвести на Лизу сильное впечатление.

— К примеру, — невозмутимо сказал он — ты поверила бы мне, если б я убил Лео?

— Если б ты его убил? — В первый момент она испуганно вздрогнула. Он улыбнулся, довольный впечатлением, которое произвели его слова.

— Да… если б я его убил?!

Но Лиза уже успокоилась. От нее не ускользнуло, что лицо Микеле оставалось совершенно бесстрастным, а в глазах не было ни искорки гнева.

— Тогда поверю… — с насмешливой улыбкой ответила она. — Но достаточно послушать, как ты это говоришь, чтобы понять — ты никогда этого не сделаешь.

Наступило молчание. «Как вяло я об этом сказал, — подумал Микеле, рассердившись, что весь эффект от его слов пропал. — Да, но разве о желании убить кого-то говорят по-особенному?» Занавес упал, комедия провалилась. Ему оставалось лишь гордо удалиться.

— Так ты не веришь, что я способен убить Лео? — настойчиво повторил он.

В ответ Лиза засмеялась хотя и не очень уверенно, но без тени страха за него, Микеле.

— Нет, не верю, бедный мой Микеле. Многие говорят и грозятся… Но между словом и делом… И потом, я тебе уже сказала, — достаточно посмотреть на твое лицо, чтобы понять: всерьез ты об этом даже не помышляешь. — И, словно желая отогнать последние сомнения, добавила, улыбаясь со снисходительной жалостью: — Впрочем, если б ты в самом деле решился на такой отчаянный поступок, я бы никогда тебя не отпустила.

Она открыла дверь и протянула ему руку.

— Поторопись, — сказала она. — Иначе ты его даже и не увидишь, нашего Лео.

Микеле мрачно осклабился.

— Ну, а если я его все-таки убью? — точно заклинание, повторил он, выходя на лестничную площадку.

— Тогда… тогда я тебе поверю, — ответила она с недоверчивой улыбкой. И закрыла за ним дверь.

Через стеклянный купол на лестницу падал белый свет. Дверь за Микеле тихонько закрылась. На лестничной площадке было тихо. «Никто мне не верит, — подумал он. — И никогда не поверит». Медленно спустился на несколько ступенек. Он испытывал тягостное чувство и, как ни старался, не мог отогнать печальных, отрывочных воспоминаний,

Один за другим перед глазами проплывали персонажи и события его жалкой жизни: совращение Карлы, встреча с Лизой, так и не поверившей ему, Мариаграция, Лео. Все они, точно выхваченные вдруг из ночной тьмы вспышками молний, представали яркими мгновенными видениями и сценками на фоне унылого пейзажа. «Никто мне не верит», — грустно повторил он про себя. И сразу же мелькнула мысль: «Карла отдалась Лео». Он вновь и вновь видел перед собой насмешливое лицо Лизы в дверном проеме и испытывал чувство унижения, а потом мрачно представлял себе растрепанную, полуголую Карлу в объятиях Лео… Но едва он попытался воссоздать цельную картину, связать воедино все факты, сжать их в кулак, как кукольник сжимает нити кукол-марионеток, хладнокровно, бесстрастно обдумать всю сложность своего положения, как сразу же запутался, к горлу подступило удушье.

Его мысли и желания были слишком вялыми, слабыми, чтобы противостоять жестокой действительности, ему недоставало мудрости, чтобы охватить взглядом всю панораму своей жизни, постичь глубинный смысл событий.