Фридрих Де Ла Мотт Фуке - Ундина

Одно лишь было ему в тягость — когда старуха начинала при нем бранить Ундину. Правда, в ответ на это своенравная девушка большей частью открыто смеялась ей в лицо; ему же всякий раз казалось, будто задета его честь, хоть он и понимал, что старуха не так уж неправа, ибо на самом деле Ундина заслуживала в десять раз больше упреков, чем получала; а потому в душе он сочувствовал хозяйке дома, и жизнь текла дальше, все так же мирно и радостно.

Но вот однажды мирное это течение бы нарушено. Дело в том, что рыбак и рыцарь привыкли за обедом и по вечерам, когда снаружи завывал ветер, — как это всегда бывало с наступлением темноты — коротать время за кружкой. А тут запасы вина, которое рыбак раньше понемногу приносил из города, кончились, и оба они не на шутку приуныли. Ундина весь день мужественно пыталась подтрунивать над ними, не получая в ответ обычных шуток с их стороны. Вечером она вышла из хижины, чтобы, по ее словам, не видеть их скучных, вытянутых физиономий. Но с наступлением сумерек надвинулась буря, вода уже выла и шумела, и рыцарь и рыбак испуганно выскочили за дверь, чтобы воротить девушку, памятуя о той тревожной ночи, когда Хульдбранд впервые переступил порог хижины. Но Ундина уже шла им навстречу, радостно хлопая в ладоши.

— Что вы мне дадите, если я добуду вам вино? Или, впрочем, можете ничего не давать, — продолжала она, — с меня хватит и того, что вы развеселитесь и не будете сидеть с такими постными лицами, как весь этот скучный день. Пойдемте-ка со мной, лесной ручей пригнал к берегу бочку, и я не я буду, если не окажется, что в ней вино.

Мужчины пошли следом за ней и, в самом деле, нашли в тихой заводи у берега бочку, которая явно сулила им желанный напиток. Они поспешили вкатить ее в хижину, потому что на вечернем небе уже сгущались грозовые тучи, и в сумерках было видно, как вздымаются на озере белые барашки волн, словно озираясь, скоро ли на них обрушится ливень. Ундина по мере сил помогала мужчинам, а когда внезапный порыв ветра сгустил тучи над их головой, она крикнула, шутливо погрозив в сторону потемневшего неба: — Эй, ты! Смотри не вздумай окатить нас, пока мы еще не под крышей! — Старик прикрикнул на нее за такую дерзость, она же только потихоньку усмехнулась, и в самом деле, никакой беды ее слова не накликали. Напротив, все трое, вопреки ожиданиям, добрались до хижины со своей добычей сухими и невредимыми, и только когда уже успели вскрыть бочку и убедиться, что она наполнена отменным вином, оглушительный ливень прорвал густые тучи, и буря налетела на верхушки деревьев и на вздымавшиеся волны озера.

Они сразу же нацедили несколько бутылок от большой бочки, а всего запаса должно было хватить на много дней; сидя у очага, они пили, шутили и чувствовали себя в безопасности от разыгравшейся непогоды. Но тут старый рыбак вдруг произнес серьезным тоном:

— Боже милостивый! Мы тут сидим, радуемся бесценному подарку, а тот, кому он принадлежал, и у кого был отнят потоком, наверное, поплатился жизнью. — Так уж и поплатился! — усмехнулась Ундина, подливая рыцарю вина. Но тот сказал: — Клянусь честью, отец, если бы только я мог разыскать и спасти его, меня не остановили бы ни опасность, ни ночной мрак. В одном могу поклясться — если когда-нибудь суждено мне вернуться в обитаемые места, то я разыщу этого человека или его наследников и дважды, трижды возмещу им это вино.

Его слова пришлись старику по душе; он одобрительно кивнул головой и с чистой совестью и в полное свое удовольствие осушил кубок. Ундина же сказала Хульдбранду: — С возмещением и вообще с твоим золотом можешь поступать как хочешь. А вот бежать на поиски — это глупости. Я бы все глаза себе выплакала, если бы ты погиб из-за этого, да и сам ты охотнее останешься здесь со мной и с этим добрым вином, не так ли? — Пожалуй, что так, — улыбнулся Хульдбранд. — Ну вот, — подхватила Ундина, — значит и вправду глупости. Своя рубашка ближе к телу, что тебе до других людей?

Хозяйка со вздохом отвернулась от нее, недовольно покачав головой, рыбаку же изменила на этот раз его обычная снисходительность, и он сурово приструнил девушку.

— Послушать тебя, так можно подумать, что тебя турки и язычники растили! — заключил он свою речь. — Господи, прости нас обоих, никудышное ты чадо!

— Уж какая уродилась, такой и останусь, кто бы ни растил и что бы вы тут ни толковали!

— Замолчи! — прикрикнул на нее рыбак, и она, несмотря на весь свой задор, пугливо съежилась, дрожа всем телом, прижалась к Хульдбранду и еле слышно спросила: — Ты тоже сердишься на меня, прекрасный друг? — Рыцарь сжал ее нежную руку и погладил кудри. Он не мог вымолвить ни слова — его душила досада на старика за его суровость к Ундине, и вот обе пары молча сидели друг против друга в неловком замешательстве.