Но что почувствовал бедный мальчик, когда остался один! Как только они прошли городские ворота и долговязый расстался с ним, его карманы вдруг стали страшно тяжелыми, а невидимая рука теперь еще сильнее сжимала ему сердце. Париж теперь показался ему совсем иным. Слово «шпион» чудилось ему и в грохоте колес и в звучавшем вдоль всего канала барабанном бое. Наконец-то он добрался до дому. Довольный, что отец еще не вернулся, он поспешил спрятать под подушку тяжелые экю.
Никогда еще дядюшка Стен не приходил домой в таком добром, в таком веселом расположении духа, как в тот вечер. Из провинции только что были получены хорошие вести: положение на фронте улучшилось. Бывший солдат принялся за еду, а сам то и дело поглядывал на висевшее на стене ружье и, ласково улыбаясь, говорил сыну:
— А что, сынок, если бы ты был большой, ведь и ты пошел бы воевать с пруссаками?
Около восьми часов загрохотали пушки.
— Это Обервилье… Бой идет в Бурже, — сказал дядюшка Стен, отлично знавший все укрепления.
Мальчик побледнел и, сославшись на сильную усталость, пошел спать. Но уснуть он не мог. Он представил себе, как вольные стрелки ночью идут в атаку, но вместо того, чтобы застать пруссаков врасплох, попадают в засаду. Вспомнил он и старого сержанта, который ему улыбнулся, сержант лежал на снегу, а сколько еще рядом с ним… Цена всей этой крови была спрятана у него под подушкой, и виной этому был он, сын Стена, солдата… Слезы душили его. А в соседней комнате взад и вперед ходил отец, открывал окно. Внизу, на площади, трубили сбор. Перед выступлением в батальоне вольных стрелков шла перекличка. Битва предстояла грозная. Мальчик зарыдал.
— Что с тобой? — входя в комнату спросил дядюшка Стен.
Тут мальчнк не выдержал, соскочил с постели и бросился к ногам отца. От резкого движения все его экю рассыпались по полу.
— Это что такое? Ты украл? — вздрогнув, спросил старик.
Мальчик рассказал все: как он ходил к пруссакам и что он там делал. И, выкладывая все как было, он чувствовал, что на душе у него становится легче. Старик слушал молча, но выражение лица у него было страшное. Выслушав до конца, он обхватил руками голову и заплакал.
— Папа, папа!.. — бормотал мальчик.
Старик оттолкнул его и молча собрал деньги.
— Это все? — спросил он.
Мальчик кивнул головой. Старик снял со стены ружье, патронную сумку, сунул деньги в карман.
— Хорошо, — сказал он. — Я верну их пруссакам.
И, не прибавив ни слова, даже не повернув головы, он вышел из дому и присоединился к мобилям, постепенно исчезавшим во мраке. С тех пор его больше не видели.
Осада Тараскона
© Перевод Н. Любимова
Слава богу! Наконец-то до меня дошли вести из Тараскона. Пять месяцев я был ни жив ни мертв. Ах, как я волновался! Зная пылкий нрав этого славного городка и воинственный дух его обитателей, я говорил себе: «Что сталось с Тарасконом? Обрушился ли он лавиной на варваров? Подвергся ли бомбардировке, как Страсбург, [30] Немецким генерал Вер дер, осаждая Страсбург, подверг город страшному артиллерийскому обстрелу: за сорок дней было выпущено на город 193 тысячи снарядов.
мрет ли с голоду, как Париж, сожгли ли его живьем, как Шатоден? [31] Город Шатодеи, упорно оборонявшийся вольными стрелками и Национальной гвардией, пруссакам удалось взять только после того, как они подожгли его.
А быть может, в припадке исступленного патриотизма он, подобно Лаону, [32] Крепость Лаон сдалась противнику без боя. Возмущенный этим, один из смотрителей военных складов взорвал пороховой погреб, похоронив под развалинами множество французов и пруссаков.
взорвал сам себя и свою неустрашимую твердыню?..» Ничего похожего с ним, друг мой, не произошло. Тараскон не сгорел. Тараскон не взлетел. Тараскон стоит на месте; он уютно расположился среди виноградников, его улицы по-прежнему залиты добрым солнцем, его подвалы по-прежнему полны добрым мускатом, и Рона, катящая волны мимо этого приветливого местечка, по-прежнему уносит в море образ благословенного уголка, отражение зеленых ставен, аккуратно подстриженных садиков и производящих учение на набережной ратников ополчения в новеньких мундирах.
Не думайте, однако, что во время войны Тараскон бездействовал. Напротив, он вел себя отлично, и его героическое сопротивление, о котором я постараюсь вам рассказать, войдет в историю как образец местного сопротивления, как олицетворение обороны юга Франции.
Читать дальше