Альваро Кункейро - Из книги «Разные люди»

В пятнадцать лет он эмигрировал в Буэнос-Айрес и нанялся поваренком в одну закусочную. Вскорости овладел премудростями приготовления «пиццы по-неаполитански» и стал специалистом по начинке, а это самое трудное после замеса теста. И женился на одной из хозяйкиных дочек, которую звали Виттория.

— Будете писать про меня, — говорил мне Здоровяк, — пишите «Виттория» с двумя «т».

Вот и пишу: Виттория. Первые месяцы брака прошли просто замечательно. Виттория смазывала Здоровяку волосы бриолином, от которого пахло клубникой, и пела ему неаполитанские песни. Как-то раз на работе стало ему нехорошо, и он отпросился домой. Когда пришел, Виттории дома не было. Лег Здоровяк в постель, а через час явилась жена. На ней бьша форма пожарника. Виттория созналась: она член пожарной команды в Лос-Тольдос и дежурит по вторникам, четвергам и субботам. Там считают, что она — мужчина, по имени Гаспаро, по фамилии Понти. Виттория призналась мужу, что больше всего на свете ей нравится смотреть на пожар, а на втором месте — рядиться мужчиной. В особом бауле было у нее полдюжины мужских костюмов. Здоровяк вздумал было запретить жене подобные развлечения, но она заупрямилась.

— Хотела огреть меня стулом по башке!

Здоровяк рассказал обо всем в харчевне, и жена взъерепенилась и покинула дом. Остался Здоровяк проливать слезы в кухне с восьмимесячным сыном на руках. Сына звали Мигел Анжел. Виттория унесла баул с мужскими костюмами, и Здоровяк никогда больше не слышал о ней ни слова. В списках пожарной команды Лос-Тольдос она больше не значилась, так же как и в других районах столицы. Но наверняка состояла в какой-то другой пожарной команде Республики.

Здоровяк, опечалившись, решил вернуться в Моуриде и откупил у своего брата Педро полмельницы в Сейтасе. Регулярно выписывал две буэнос-айресские газеты.

— Ради пожаров, человече!

Только про них и читал, про пожары, в надежде, что в какой-нибудь заметке будет упомянута Виттория с двумя «т». В его воображении бывшая супруга стала почти сказочным образом богини-пожаротушительницы. Случится, бывало, пожар в Грунье — да хоть и в Мадриде, — Здоровяк непременно заметит:

— Была бы здесь моя Виттория, мигом бы потушила!

Шли годы. Мигелу Анжелу уже девятнадцать сравнялось. Он тоже родился под знаком Козерога — подобно отцу и мне; а потому, согласно астрологии, его ожидали великие успехи на дипломатическом поприще. Был он дурачок, глаза большие, черные. Когда появлялся со своим отцом в Мондоньедо, я угощал его леденцом на палочке из аптеки, принадлежавшей моему отцу, и Мигел Анжел полчаса пускал желтые слюни… Раз как-то Здоровяк получил весточку из Буэнос-Айреса. Писал деверь его, Франческо Луиджи, что посылает ему баул, а также сообщал, что Виттория умерла от чахотки. Баул доставило агентство «Эстанислао Дуран и сыновья» из Виго. Довезли баул в повозке до проселка из Монселоса в Моуриде. Все Здоровяки собрались, когда сеньор Мануэл его открыл. Женская одежда, несколько пачек мате, револьвер, мужские брюки, в количестве четырех или пяти, и форма пожарника из команды Лос-Тольдос, и каска, и топорик, и пояс с пряжкой на три крючка. При виде каски Мигел Анжел расплакался и не затихал, пока ему не позволили ее надеть. И никакими силами нельзя было заставить его снять каску. Он и пахать ходил в каске, и коров доить, в ней молоко выносил на дорогу, в ней на ярмарку отправлялся. Пришла ему пора служить в армии, но его не взяли из-за слабоумия. Несколько месяцев спустя он умер. Отец согласился, что и в гробу ему лучше лежать в каске. На позолоченной латунной пластинке была надпись: «Пожарная команда Лос-Тольдос. Пожарный 1-го класса».

Когда я написал «Школу знахарей», то позабыл про Меда Лугового, про Питу из Сан-Кобаде и про ученика Меда, некоего Лоузаса; не знаю, жив ли сей последний или уже умер, но он-то и рассказывал мне про своего наставника, с коим сам я знаком не был. Мед Луговой был родом из Оскоса, оттуда же, откуда и маркиз де Саргаделос, сухопарый верзила с бородою до пояса. Когда в конце прошлого века некий фотограф открыл «студию» в Рибадео, Мед Луговой посылал к нему фотографироваться тех из своих пациентов, у кого водились денежки, и многим очень полегчало. Мед изгонял мелких бесов, забирающихся в тело, для чего громко окликал бесов, называя имена, фамилии и вдобавок прозвища. Бес, засевший внутри больного, начинал дрыгать ногами и плеваться.

— Мед, — рассказывал мне Лоузас, — все выкликал и выкликал прозвища и поддавал бесу ногой в зубы.