Фридрих Шиллер - Духовидец ( Из воспоминаний графа фон О***)

Когда принц обсудил с ним положение дел, майор попросил еще минуту внимания.

— Как так? — удивился принц. — Мы сейчас не можем терять времени.

— Всего одна мысль, монсеньер. Мне пришло кое-что в голову, когда я входил в замок. Я знаю трех очень дельных, честных офицеров, способных оказать существенную помощь вашему сиятельству, так как они располагают большой группой единомышленников и ненавидят герцога, который их оскорбил и выгнал со службы. До сих пор они упорно отказывались присоединиться к партии вашего сиятельства, но теперь, поскольку обстоятельства изменились…

— Объясните, майор, какие обстоятельства изменились?

— Три упомянутых офицера, — продолжал майор, — состояли вместе со мной на службе у вашего покойного кузена. Они телом и душой преданы наследной принцессе, потому-то и стремятся низложить его высочество герцога. Даю слово вашему сиятельству, за нее они дадут себя на куски изрубить!

— Охотно верю, — усмехнулся принц, — да нам-то какое дело до наследной принцессы?

— Ваше сиятельство, — смутился майор, — когда я входил в замок… видел, простите, монсеньер, может, я не должен был видеть? Если это секрет, поверьте, ваше сиятельство, сохраню свято…

Принц подошел к нему вплотную.

— Какой секрет, майор? Черт возьми, говорите прямо! Кого вы видели?

— Когда я входил в замок, ваше сиятельство… со стороны боковой улочки, из незаметной дверцы парка вышла высокая женщина. Она как раз опускала вуаль, но я столько времени видел ее ежедневно, что узнал бы и через десять вуалей. Она быстро скрылась в экипаже, который…

Голос принца задрожал:

— Кто? Кто она?

— Наследная принцесса, ваше сиятельство.

Принц Александр зашатался, схватился за спинку кровати, потом резко выпрямился. С трудом подыскивая слова, пробормотал:

— Нет… неправда… вы обознались в темноте…

— Помилуйте, монсеньер! На экипаже горел фонарь. Я стоял совсем рядом, слепой бы и то заметил.

Руки принца конвульсивно сжались. Он смотрел на майора сумасшедшими глазами.

— Это бред, слышите? — закричал он. — Не было наследной принцессы в доме! Я в жизни ее не видел, не знаю даже, как она выглядит! Вы лжете, лжете!

Майор побледнел; потом лицо стало пепельно-серым. Выхватил саблю из ножен. Голос сорвался на хрип:

— Я лгу? Никто, никогда мне такого не говорил, никто не смеет сказать, в том числе и вы, принц! Говорите, лгу? А вы?! Говорите, никогда ее не видели, не знаете, как она выглядит, а ее портрет висит в вашей спальне! — он ядовито засмеялся и показал тяжелой кавалерийской саблей на картину. — Пусть граф рассудит, кто из нас лжет! Вы, принц, или я?!

Принц надорванно, отчаянно закричал и рухнул на кровать. Граф взял майора за руку.

— Идемте, умоляю, ради Христа, идемте. Вы не знаете, что вы наделали.

Он чуть ли не силой увел майора в свою комнату и кое-как объяснил ситуацию. Потом поспешил обратно к принцу.

Устроил его поудобней, смочил губы водой. Принц лежал беспомощный, как больной ребенок.

Через некоторое время начал приходить в себя.

— Дайте мне подумать, — медленно произнес он. — Дайте подумать…

Остен сел в кресло напротив и молча наблюдал.

Принц приподнял голову, прижал ладонь к лицу. Казалось, он физически принуждал себя поверить в катастрофическую истину.

Его губы раскрылись. Он говорил. Обращался к графу Остену. Или, вернее, думал вслух, отчужденный от всего.

Голос звучал монотонно и сухо, словно у тяжело больного.

— Вероника — наследная принцесса. Вероника — Элизабет. Кто была Элизабет? Княжна. Сирота… И мой кузен любил ее… она его нет… Да, так и было… она его отвергла.

Голос стал немного громче. Фразы складывались мучительно.

— Она поехала… на курорт… со своей… теткой. Встретила там авантюриста. Кого?

И вдруг пронзительно закричал:

— Его! Его! Это был он! Он подмигнул и она — его мэтресса. И он ее бросил!

Вновь заговорил тихо. Голос словно отыскивал воспоминания.

— Что сообщил священник? Она — его духовная дочь. И он отдал ее моему кузену, она питала к нему отвращение. И все-таки родила… ребенка! Больного, как его отец. Сбежала, когда он вернулся. Сбежала с ним … Что он рассказал? «Ее следует любить, как любят картину! Судьба роняет каплю яда в чашечки самых дивных цветов. Горе бедным пчелкам, вкусившим от такого нектара!» Судьба? Это сделал мой кузен. В его объятиях заразилась она самой ужасной болезнью, какую только знало человечество. Потому он к ней и не прикасался более. Потому и любил… глазами… Но по-прежнему… его креатура, его раба… Был любовником, стал… братом… Она живет, посвященная смерти, только ради его капризов. Не женщина более… только дух, божественный образ, наслаждение глаз! Я любил… тень, в которую его воля вдохнула фальшивую жизнь. Дух видел я… дух любил…