Томас Вулф - Паутина и скала

Нанесенный вслепую удар пришелся по толстой, загорелой шее, и она с бульканьем подалась назад. Жгучая ненависть на миг застлала мальчику глаза и вернула им зрение; он облизнул губы, ощутил горечь и, всхлипывая горлом, двинулся к ненавистному лицу. Сзади его крепко схватили за руки. Держа мальчика, Сид Пертл заговорил, его противный голос звучал с угрозой и уже неподдельной злобой:

— Постойте-постойте! Погодите, ребята!.. Мы просто шутили с ним, так ведь, а он в драку полез!.. Верно?

— Верно, Сид! Так и было!

— Мы-то думали, он мужчина, а это, оказывается, маленький злючка. Просто подшучивали над ним, а он разозлился. Не можешь принимать шутки по-мужски, да? — негромко, зловеще произнес Сид в ухо своему пленнику и при этом слегка встряхнул его. — Ты просто маленький плакса, скажешь, нет? Трус, бьющий исподтишка.

— Пусти, — выдохнул мальчик. — Я покажу тебе, кто плакса! Покажу, кто бьет исподтишка!

— Вот как, малыш? — спросил Виктор Мансон, тяжело дыша.

— Да, вот так, малыш! — злобно ответил мальчик.

— А кто говорит, что это так, малыш?

— Я говорю, малыш.

— Лучше не напрашивайся, а то получишь!

— Сам получишь!

— Вот как?

— Да, вот так.

Наступила пауза. Мальчик, тяжело дыша, кривил губы; во рту у него ощущался едкий, отвратительный вкус, сердце противно сжималось от животного страха, голова чуть кружилась, под ложечкой образовалась какая-то пустота, колени слегка подгибались, исчезло все недавнее золото дня, пение, зелень; в солнечном свете осталась только противная белизна, все виделось с какой-то неприятной резкостью; лица противников внезапно заострились, в резких взглядах засквозила острая ненависть, у обоих пробудилась древняя жажда убийства.

— Ты лучше не задавайся, — неторопливо произнес Виктор Мансон, тяжело дыша, — а то кто-нибудь тебя отделает!

— И ты знаешь, кто?

— Может, знаю, а может, и нет, не скажу. Это не твое дело.

— И не твое тоже!

— Может, — сказал Виктор Мансон, жарко задышав и сделав крохотный шажок вперед, — может, я сочту, что мое!

— Что оно твое, счесть можешь не только ты!

— Знаешь кого-нибудь, кто этого хочет?

— Может, да, а может, нет.

— Уж не ты ли?

— Может, да, а может, и нет. Вот тебе и весь сказ.

— Ребята, ребята, — заговорил Сидни Пертл спокойно, насмешливо. — Вы злитесь друг на друга. Разговариваете в резких тонах. Так, смотришь, у вас и до драки дойдет — где-нибудь к Рождеству, — негромко съязвил он.

— Если он хочет выяснить отношения, — злобно сказал Виктор Мансон, — то знает, что надо делать.

— И ты тоже знаешь!

— Ребята, ребята, — мягко съязвил Сидни Пертл.

— Деритесь, деритесь! — сказал Гарри Нэст и украдкой хихикнул. — Ну, когда начнется настоящая драка?

— Черт возьми! — грубо вмешался Карл Хутон. — Они не хотят драться. Оба до того трусят, что вот-вот намочат штаны. Хочешь драться, Мансон? — вкрадчиво, жестоко спросил он, угрожающе подходя к нему сзади.

— Если он хочет выяснить отношения… — начал снова Мансон.

— Ну так выясняйте! — выкрикнул Карл Хутон с грубым смехом и сильно толкнул Мансона к его схваченному за руки противнику. Сид Пертл толкнул своего пленника навстречу Мансону; через секунду они, пригнувшись, кружили друг перед другом. Сид Пертл спокойно произнес:

— Если они хотят подраться, не мешайте! Отойдите назад, дайте им место.

— Стойте!

Это слово прозвучало почти монотонно, но с такой спокойной, непоколебимой властностью, что все ребята остановились и с изумлением посмотрели в ту сторону, откуда оно раздалось.

Небраска Крейн, держа на плече биту, приближался к ним с другой стороны улицы. Шел он ровно, не ускоряя шаг, лицо его ничего не выражало, черные индейские глаза неотрывно смотрели на всех.

— Стойте! — повторил он, подойдя вплотную.

— В чем дело? — спросил Сидни Пертл, изображая удивление.

— Оставьте Обезьяна в покое, — ответил Небраска Крейн.

— А что мы сделали? — спросил Сидни Пертл с видом полнейшей невинности.

— Я видел, — упрямо, монотонно ответил Небраска, — вы все четверо прицепились к нему; отстаньте от него.

— Отстать? — запротестовал Сид Пертл.

— Ты слышал, что я сказал!

Карл Хутон, более жестокий, смелый, менее осторожный, чем Сид Пертл, грубо вмешался:

— Тебе-то что? Какое твое дело, что тут у нас?

— Я считаю это своим делом, — спокойно ответил Небраска. Обезьян, — продолжал он, — иди ко мне.

Карл Хутон встал перед Уэббером и спросил: