Михаил Старицкий - Зарница

"Правда, — думалось Гале, — его поступок очень красив и возвышен, ведь он для блага ближнего пожертвовал своей личной свободой, но вместе с тем это рисует и его безразличность: в его сердце, вероятно, нет и инстинктов для теплых симпатий, нет и позывов к личному счастью. Да! Он не прав: он должен был до дружеских сближений об этом оповестить… Хорошо, что я застрахована, но этого могло и не быть!" — и досада не улеглась, а разрасталась еще в какое-то нервное раздражение.

Прошло несколько дней. Васюк не показывался на глаза.

Сначала Галя была тому рада, находила даже, что это с его стороны в высшей мере тактично, она боялась, что неулегшееся волнение помешает ей взять прежний простой дружеский тон, и хотела побыть несколько наедине с собой и со своим настроением… Но временное волнение улеглось и досада притихла, а Васюк все не приходил. Галя начинала уже о нем беспокоиться, не случилось ли снова беды, как вдруг, будто угадывая ее тревогу, он неожиданно отворил дверь и молча, подавши ей руку, уселся в свое любимое кресло и закурил папиросу.

Галя смотрела на него с тоской, ожидая потрясающего известия, но Васюк долго молчал, а потом каким-то несвойственным ему голосом ошарашил ее следующим вопросом:

— Скажите, как вы насчет попов и обрядов? Пристрастны или свободны от этих привычек?

— Я бы вас просила, — оторопевши и несколько обиженно ответила Галя, — этих вопросов не касаться и над этим не трунить: я религиозна и нахожу в этом для себя большое утешение.

— Положим… но не в том дело, — зачастил как-то Васюк, ища спичек. — И в религии, как и в жизни… есть более ценные и менее ценные догмы. Как вы думаете, последними можно поступиться для высших целей?

— То есть, — остановила она на нем пристальный, недоумевающий взгляд, — следует ли жертвовать менее важным для более важного?

— Да, именно так, — кивнул он головой.

— Конечно, ведь я не враг логики; но только в этих вопросах всегда трудно решить, что важнее.

— Да вот, например, — оживился Васюк, — какого вы мнения насчет брака, то есть насчет обряда? Ведь во всяком случае это акт юридический, устанавливающий известные правовые отношения.

— Согласна. Но брак — одно из важнейших людских отношений, порождающих сложные права и обязанности. У нас они устанавливаются и констатируются религиозным таинством, а за границей нотариусом… Но так или иначе, а нельзя же оставить вне закона такой факт, от которого зависит судьба третьих лиц.

— Ерунда! Все это можно оградить и другими мероприятиями… несколько более сложными…

— И более ломкими, — добавила тихо Галя.

— Поверьте мне, что не в тех или других мероприятиях сила этого общественного учреждения, а в нас самих. Крепки мы в слове и своих обязанностях — и все будет крепко… Но дело не в том, — закурил он снова папиросу, — иногда этот факт становится настолько необходимым в жизни, настолько кричащим и вяжущим по рукам и ногам борца, что тот готов бы был для его достижения пройтись по всем религиям и обрядам, да если окажется это невозможным?..

— Как невозможным?

— Да просто: субъект может быть на это лишен прав… так что тогда делать? — он облокотился на обе руки и уставился глазами в нее.

— Если так, то, конечно, отказаться… — смущенно ответила Галя.

Разговор этот и волновал ее, и тревожил: она вспомнила последнее признание Васюка и вспыхнула заревом.

— Но если этот отказ, это самоотречение выше сил… если он обращает человека в тряпку, в негодную подошву, не способную ни на какое дело…

— Но ведь второе лицо неповинно в этом…

— Хотя бы и так; но неужели оно могло бы быть настолько жестоким, чтобы ради личного, пустого удобства решилось отнять от нуждающегося единственное утешение в жизни, единственную поддержку на тернистом пути, единственную среди пыток общественных ласку?

— Не знаю… — все более краснела и чаще дышала Галя. — Тут все зависит от убеждений, от сердца, от чувств; если кто беззаветно любит другого, то может пожертвовать для него многим…

— Да, если любит искренно, — вздохнул он глубоко, закрывши ладонью глаза, — но какой черт полюбить может нашего брата, бездомного бродягу, бесправного сироту, да еще полюбить беззаветно? Проклятые ведь! А между тем я всем своим бренным существом теперь сознаю, что самое слово любви, над которым я прежде смеялся, имеет страшную силу эмоции, способной поднять энергию в человеке на подвиг и убить ее окончательно…

— Откуда это у вас такое романтическое настроение? — попробовала было отшутиться Галя, боясь, что не справится с возрастающим волнением, но шутка прозвучала грубо, неловко.