Жан Жионо - Гусар на крыше

Лицо его исказилось гримасой, тело сотрясали спазмы. Анджело не знал, что делать. Он продолжал растирать безжизненные ноги и бедра, с ужасом видя, что синева поднимается все выше, сливаясь с синевой на животе. Его самого била нервная дрожь, когда он слышал, как трещат кости в этом корчащемся от судорог теле. Он увидел, что губы молодого человека шевелятся, пытаясь что-то сказать. Анджело приник ухом к его рту. «Продезинфицируйтесь», — говорил молодой человек.

К вечеру он умер.

— Бедный маленький француз, — сказал Анджело.

Анджело провел ужасную ночь около двух трупов. Он не боялся заразиться. Он об этом не думал. Но он не осмеливался смотреть на эти два лица, страшась увидеть в свете костра их оскаленные, словно у готовящейся броситься собаки, лица. Он не знал, что умершие от холеры могут вздрагивать и даже шевелить руками, когда расслабляются сведенные судорогой сухожилия. Поэтому у него волосы встали дыбом, когда он увидел, что молодой человек шевелится, но он бросился к нему и стал растирать ему ноги. И растирал их еще очень долго.

Солдаты прибыли утром. Их было двенадцать. Они поставили оружие в козлы на лугу. Капитаном у них был толстый жизнерадостный человек с загибающимися вниз усами, такими густыми, что они почти закрывали ему подбородок.

После ужаса, пережитого ночью, Анджело, привыкший командовать капитанами, весьма резким тоном сделал вновь прибывшему замечание по поводу его солдат, которые немного поодаль принялись с громкими шутками готовить себе кофе.

Капитан покраснел как рак и наморщил свой бульдожий нос:

— Ну, не слишком-то заносись, бар ведь у нас теперь нету. Я тут ни при чем, если твоя мамаша родила обезьяну. Я тебя научу вежливому обращению. Бери лопату и иди копать яму, если не хочешь получить под зад коленом. Плевать я хотел на твои белые ручки, ты еще у меня узнаешь, кто я такой.

— Ну, это и так видно, — ответил Анджело, — вы грубиян. И я в восторге от того, что вы плюете на мои руки, потому что я их сейчас вытру об вашу физиономию.

Капитан сделал шаг в сторону и вытащил саблю. Анджело бросился к поставленному на лугу оружию и схватил короткую солдатскую саблю. И хотя сабля его противника была вдвое длиннее, Анджело без труда выбил ее из рук капитана. Несмотря на усталость и голод, он внезапно почувствовал себя сильным и проворным, как кошка. Сабля отлетела метров на двадцать и шлепнулась около солдат, которые продолжали подбрасывать дрова в костер, поглядывая через плечо на эту сцену.

Не сказав ни слова, Анджело вернулся к своему бивуаку, отвязал лошадь врача, оседлал свою и уехал, взглянув в последний раз на два трупа, оскалившиеся в свирепой гримасе. Он не спеша пересек поле. И вдруг, едва проехав несколько сотен метров, он услышал нечто, напоминающее жужжание мух, и сразу следом — негромкий залп. Он обернулся и увидел с десяток белых дымков, поднимающихся над ивами, где солдаты поставили свое оружие. Капитан приказал им стрелять в него. Анджело пришпорил лошадь и перешел в галоп.

Вскоре он выехал на дорогу; лошадь по-прежнему шла галопом. У него уже не было ни сюртука, ни шляпы. Рубашка была мокрой от ночного пота, грудь тоже была влажной, и ему казалось, что сегодня не так жарко, как в предшествующие дни. Портпледа и белья у него тоже уже не было, а в пистолетах оставалось только по одному патрону. «Впрочем, — подумал Анджело, вспоминая стычку с капитаном, — я бы скорее позволил себя изрубить, чем убил бы человека из пистолета, даже если бы он оскорблял мою мать. Я бы с удовольствием проучил его, но таким оружием, которое прежде всего позволило бы мне унизить его. Смерть — это не мщение. Да и вообще — это странная штука, — размышлял он, думая о «маленьком французе». — Это нечто очень простое и удобное».

Он ехал по деревне, где многие уже воспользовались этим простым и удобным средством. Около домов валялись трупы, одетые, в одних рубашках, обнаженные или в платьях, бесстыдно задранных мордами крыс, которые собирались стаями и, оскалив зубы, словно бешеные собаки, сидели у входа в дома по обеим сторонам улицы. Над трупами вились тучи мух. Охваченная паникой лошадь вдруг закусила удила и понесла, напуганная не только чудовищным зловонием, висевшим в воздухе, но и застывшими кое-где стоя, в гротескных позах, будто распятыми на кресте, трупами. Анджело не пытался ее удержать.

К полудню он выехал в пустынную местность, где ничто не напоминало об эпидемии, только уже созревшая рожь не была убрана и осыпалась. Анджело даже немного подремал в седле, хотя лошадь по-прежнему шла очень резво; ему было жарко, и он не жалел о своем сюртуке; он повязал на голову носовой платок и, если не считать урчания в пустом желудке, чувствовал себя очень хорошо.