Ричард Олдингтон - Повержена во прах

— Ну, ладно, послушай, Констанс, — мрачно поправился Эдди. — Я хочу только, чтобы ты перестала смешить людей. Давай завтра же отсюда смоемся. Ведь рулетка — игра для дураков.

— Для дураков?! — взорвалась Констанс. — Да как ты смеешь называть меня так, ты, жалкий прихлебатель! Как ты смеешь?

Полураздетая, с перекошенным от ненависти лицом, она скорее походила на любительницу абсента с Монмартра, чем на английскую леди. Не находя достаточно сильных слов, она схватила золотые настольные часы и запустила ими в лицо Эдди. Он увернулся, и часы разбились о стену. Глубоко опечаленный гибелью такой ценности, он оглянуться не успел, как Констанс бросилась на него и дважды ударила его кулаком по лицу. Кольцо с крупным бриллиантом угодило ему в глаз, и он едва не ослеп. Он закрыл лицо руками, уверенный, что остался без глаза.

— Скотина! — выругалась она. — Подлый мерзавец! Будешь знать, как оскорблять меня!

Эдди упал в кресло и зарыдал от боли и душевного потрясения, которого не выдержал его артистический темперамент. Констанс выбежала в ванную, громко хлопнув дверью.

Нужно ли говорить, что они вновь отправились в казино, а там Констанс начала выигрывать. Эдди играть не стал, так как Констанс больше не давала ему денег; он слонялся по залу или в унизительной покорности стоял за ее стулом. Только одно его утешало — он видел, как деньги возвращаются назад. Однако Констанс недостаточно было вернуть свое; она хотела превзойти «ловкого» молодого человека. Но тут счастье изменило ей, и к закрытию казино она осталась в еще большем проигрыше, чем накануне. В холодном бешенстве, едва замечая присутствие Эдди, она вернулась в отель, и с тех пор день за днем, не зная отдыха, стала оставлять у крупье свои деньги. Не прошло и недели, как исчезла объемистая пачка банкнот и ничего не осталось от аккредитива. Эдди чуть не лишился рассудка от досады и тайной жадности — ведь у нее в сумке осталось лишь несколько тысяч франков. Он постоянно пребывал в состоянии пьяного недоумения и даже жалел, что спутался с аристократкой.

Азарт пропал у Констанс так же внезапно, как и появился. Она стала относиться к Эдди с очаровательной нежностью, а он ощупывал еще не заживший рубец на лице и недоумевал, неужели эта сладкоголосая сирена — та же самая пьяная фурия с перекошенным от злобы лицом, которая унижала его и даже хотела убить.

— Мой дорогой, — сказала она, — нам не мешало бы съездить в Лондон на несколько дней. Я так устала от этих противных французов и их гадких жульнических казино. Ведь они просто грабят нас. Мне хочется немного развлечься, а потом мы все начнем сначала.

— Ладно, — покорно согласился Эдди. Он был слишком запуган, чтобы хоть в чем-нибудь противоречить Констанс. К тому же он истратил все деньги, которые она дала ему в первые два дня их медового месяца — более крупной суммы она не давала ни одному из своих «мужей». Он же, помня о недавних событиях, боялся попросить еще.

— Мы едем немедленно, — решила Констанс. — Добрый старый Лондон! Как приятно будет вновь увидеть тебя!

Добрый старый Лондон не встретил Констанс с тем радушием, какого она заслужила, удостоив его своим возвращением. Она разругалась с управляющим банком, который указал ей, что она превышает свой доход, что ее основной капитал быстро тает и акции промышленных предприятий, которые она приобрела, ненадежны. Он призывал к экономии и немедленной покупке солидных ценных бумаг. Он осмеливается давать ей советы? Для Констанс этого было вполне достаточно, чтобы их отвергнуть — как смеет такое ничтожество ей указывать? Дабы поставить его на место, она потребовала две тысячи фунтов наличными в стофунтовых банкнотах и высокомерно расписалась, даже не взглянув на документы. Затем она гордо вышла из банка, не обращая внимания на тех низших существ, которые с восхищением глядели на нее из-за своих медных решеток. Так-то вот! С Лэчдейл шутки плохи, можете быть уверены.

Выйдя из банка, Констанс не без удивления увидела, что Эдди поглощен беседой с какой-то девушкой, одетой довольно крикливо.

Похоже было, что Эдди в чем-то оправдывался. Оба они не замечали Констанс до тех пор, пока она не подошла вплотную.

— Вот и я! Прошу извинить за вмешательство, — сказала она.

Эдди и девушка слегка вздрогнули.

— Ну как, все в порядке? — спросил Эдди, стараясь говорить непринужденно и уверенно. — Я только перекинулся словечком с Элси. Ты ведь слышала об Элси…

Да, Констанс слышала об Элси. Когда она взяла под свое покровительство искусство Эдди, ей, между прочим, доставляла удовольствие мысль, что Элси страдает и пролила немало слез, потому что он оставил ее. В Элси сказывалась примесь сицилианской крови — она была тонкая и смуглая, с черными волнистыми волосами и большими выразительными глазами. При виде роскошно одетой Констанс, обращавшейся с Эдди, как со своей собственностью, она сразу стушевалась и глядела на нее с робостью девушки, выросшей в нужде, и в то же время с неукротимой ревностью. Констанс это забавляло. Она не принадлежала к числу тех женщин, которые не любят встреч с бывшими подругами своих возлюбленных или, встречаясь с ними, закатывают истерику. Наоборот, ей доставляло удовольствие мучить их, показывая, сколь беспредельна теперь ее власть над покоренным мужчиной. Снисходительно протянув руку Элси, она проговорила с нежностью, непостижимой для примитивного ума Эдди: