Ханс Фаллада - Кто хоть раз хлебнул тюремной баланды...

Главный надзиратель просовывает голову в дверь.

— Пошли, — бросает он.

Куфальт очень любит бывать в тюремной конторе — у «начальничков».

Он идет мимо стекляшки на полшага впереди Руша. Здесь все выглядит не так, как у них в секции, здесь расположены просторные камеры мастеровых: тут и сапожники, и портные, и литографы, тут и библиотека. Двери камер распахнуты настежь, и мастеровые снуют туда и обратно, то к крану, то к мастеру, с утюгами и кожаным кроем.

Но вот перед ними тяжелая, обитая железом дверь.

Руш дважды поворачивает ключ в замке. Куфальт проходит в дверь и оказывается в коридоре тюремной конторы. Он пуст и гол, — чисто побеленные стены, пол, устланный блестящим, как зеркало, линолеумом без единого пятнышка, и двери по обеим сторонам, двери, двери, двери без конца. Куфальту они все знакомы: вот приемная, учительская, а вот комната пастора, вторая приемная, два старших секретаря инспекции по труду, приемная директора, кабинет директора, комната надзирателя, ведающего почтой тюрьмы. А на другой стороне, если начать с того конца: телефонный узел, инспектор полиции, инспектор по труду, инспектор по хозяйству, касса, инспектор по финансам, врач, инспектор по делам несовершеннолетних, зал для заседаний, следователь и приемная для вновь прибывших.

Почти во всех этих комнатах Куфальт побывал то с просьбами, то с заявлениями, сюда его вызывали для нагоняя или подписать какую-нибудь бумагу. Отсюда руководили его судьбой, будили и рассеивали его надежды.

Инспектор полиции как-то раз в течение трех месяцев обещал навестить его в камере, но так и не пришел. С тех пор Куфальт его ненавидит. Зато учитель однажды дал ему с собой в камеру двадцать почти свежих журналов и вообще держался пристойно. А вот с инспектором по труду у Куфальта частенько случались стычки, потому что тот его обсчитывал. Инспектор по хозяйству как-то в течение двух месяцев слишком щедро отпускал продукты на кухню, так что в конце квартала тюрьма сидела на таком голодном пайке, что всеми владела одна-единственная мысль: где бы раздобыть жратвы… А что до пастора, то о нем вообще и говорить не стоит. Ему за шестьдесят, и он около сорока лет служит в тюрьме — фарисей из фарисеев на этой фарисейской земле.

Другое дело директор; о нем тоже много говорить не приходится, одно слово — хороший человек… Может, даже слишком хороший, безусловно, слишком хороший. Ему уже не раз платили злом за его доброту, так что у него подчас пороху не хватает пробить что-нибудь против воли своих подчиненных; те всегда оказываются правыми. Но все же он очень хороший.

Главный надзиратель стучит в одну из дверей.

— Заключенный Куфальт прибыл, — докладывает он.

Директор, сидящий за письменным столом, отрывает глаза от бумаг:

— Хорошо, Руш, можете идти. Заключенного я потом отошлю.

Куфальт уверен, что такой прием обижает главного надзирателя, этого всемогущего владыку. При прежнем директоре Руш всегда присутствовал во время разговора и принимал в нем активное участие. Но Руш не подает вида, что недоволен, поворачивается налево кругом и выходит из комнаты.

Директор сидит за своим столом. Лицо у него румяное, на левой щеке несколько шрамов, глаза голубые. Он лыс, и лысина его тоже цветет, как маков цвет, — у лба она нежно-розовая, на темячке — алая.

— Присаживайтесь, — говорит директор. — Ведь вы не откажетесь от сигареты, Куфальт, не правда ли?

И он протягивает Куфальту пачку дорогих сигарет. Куфальт знает этот сорт — шесть пфеннигов за штуку, не сигареты, а мечта. А потом подносит и горящую спичку.

Руки у директора холеные, спортивного покроя костюм сидит безукоризненно, манжеты рубашки сверкают белизной. Рядом с ним Куфальт чувствует себя свинья свиньей.

— Завтра ваши муки кончаются, — говорит директор. — И я хочу спросить, не могу ли я чем-то вам помочь?

В теперешнем своем состоянии Куфальт готов согласиться со всем, что предложит ему директор Греве, но о чем того просить, не знает — несмотря на то, что очень нуждается в помощи. Поэтому он просто выжидательно смотрит на директора.

— Какие у вас планы? — спрашивает тот. — Ведь у вас же есть какие-то планы на будущее?

— Я и сам не знаю. Надеюсь, родственники все-таки ответят на мое письмо.

— Вы с ними регулярно переписываетесь? — И поясняет, дабы избежать недоразумений: — Ведь вы знаете, я не читаю писем здешних обитателей. Это обязанность пастора.

— Регулярно? Да нет. Но последние три месяца я писал им в каждый почтовый день.