— Ну, манерам-то я бы смог тебя обучить.
— Видишь ли, меня вот что точит. Я все понимаю и сейф могу вскрыть автогеном как никто. Но достаются мне всегда какие-то жалкие гроши, а жирные куски, как правило, уплывают к другим. Вот что точит, когда чувствуешь себя мастером своего дела.
— Но взломщику вроде бы никакого образования и не нужно, Вальтер!
— Много ты понимаешь! Явиться в шикарный клуб в качестве доктора Бацке или ехать в спальном вагоне первого класса и чтобы холуи тут же не учуяли, что к чему, либо же подняться по парадной лестнице особняка знатных господ так, чтобы у швейцара не хватило духу спросить тебя, к кому ты и зачем, — вот чему ты должен меня обучить, скажу я тебе.
— А я думал, ты все это давным-давно умеешь. И выдул за свою жизнь больше шампанского, чем я.
— Наверняка… Да в том-то и дело, что именно выдул… Причем со шлюхами. А я, понимаешь, хочу научиться пить шампанское и при этом вести беседу с настоящей дамой, а не лапать ее после третьей рюмки!
Так они прохаживаются взад-вперед по проходу. Все разговаривают, курят, спорят, двое в углу играют в шахматы. Мелодии Верди тонут в общем шуме.
Вальтер Бацке начинает мечтать:
— Слушай, мы с тобой шикарно заживем! Только выйдем отсюда, — деньжата у нас у обоих водятся, — и житуха у нас пойдет, скажу я тебе! Знаешь, как ты проведешь первую ночь?
— Нет! А как?
— Ничего-то ты не знаешь! Подцепишь фартовую девочку на Реепербане или на Фрайхайт и пойдешь к ней. А когда она заведет речь о бабках, мол, пора тебе отчаливать и так далее, ты хрясть на стол справку об освобождении и говоришь: «Крошка моя, сегодня ты платишь! Ставь шампанское!»
— Она меня живо выставит!
— Он даже этого не знает! Во дает! Первая ночь после отсидки у всех шлюх Гамбурга бесплатно. Это железно, можешь мне поверить. Выполняют все как одна.
— Правда?
— Верняк! Ну, а в воскресенье я и сам подъеду.
— Мне тебя встречать на вокзале? — спрашивает Куфальт.
— Да нет, лучше не надо. Сперва заскочу домой, со старухой повидаться.
— А ты, значит, еще и женат?
— Да ты что! Разве я похож на женатого? Есть у меня вдовица лет эдак под пятьдесят, на которую уже никто глаз не положит, а я иду ей навстречу, за что и имею две шикарные комнаты с ванной и шикарную жратву — пальчики оближешь, скажу я тебе! Пожалуй, и ты мог бы у меня пожить, поглядим-увидим. Адрес — Харвестехудервег, вдова Антония Герман. Она из семьи богатеев-пароходчиков — небось слыхал о таких?
— Думаешь, она сидела и ждала тебя все эти годы?
— Ну ты даешь! Само собой, завела себе другого и понятия не имеет, что я отбарабанил свое и опять на воле. Но ты же знаешь мой нрав, я деликатничать не стану. Подойду к ее хахалю и брякну ему в рожу: «Хозяин пришел. Выметайся!» И еще посмотрю, что она ему там надарила, и лишнее враз отберу!
Куфальту все это нравится, он расплывается в довольной ухмылке:
— И она все это стерпит?
— Она-то? Я ж знаю, где плетка висит, отлупцую ее за милую душу, так что она о хахалях и думать забудет!
У Куфальта голова начинает идти кругом, табачный дым застилает глаза, все кругом кажется сумрачным, и музыка оперы звучит глухо, словно вдали. Вдовица с улицы Харвестехудервег, владелица пароходства, и плетка в руках Бацке — явный перебор. Но когда отсидишь пять лет за решеткой, все кажется возможным, — тут на такое насмотришься!
Он решает не вдаваться в подробности, только спрашивает:
— Где мы встречаемся? И когда?
— Знаешь что, — предлагает Бацке, — давай встретимся на центральном вокзале… Нет, лучше не надо — там всегда полным-полно легавых, они все меня в лицо знают. Встретимся в восемь на рыночной площади у ратуши, под Конским хвостом.
— Это где такое?
— Ты что, где Конский хвост не знаешь? Никогда, что ли, в Гамбурге не был?
— Только пару дней.
— На рыночной площади перед ратушей стоит памятник Вильгельму — кайзер на коне. И в Гамбурге каждая собака знает, что значит «встретимся под Конским хвостом».
— Ладно. Уж как-нибудь найду. Значит, в восемь.
— Договорились. И оденься пофартовее. Гульнем на всю катушку.
— Идет. За мной дело не станет.
— За мной тоже.
10
Куфальт тащится за дежурным надзирателем по полутемным коридорам спящей тюрьмы в одних носках — сабо он снял и несет в руке.
Надзиратель отпирает его камеру и, положив палец на выключатель, медлит на пороге.
— Может, разок уляжетесь без света, Куфальт? А то мне через десять минут опять тащиться наверх — выключать. Я день-деньской пилил дома дрова и устал как собака.
Читать дальше