Элиза Ожешко - Ведьма

— Был ли у тебя какой-нибудь умысел, когда ты задевал Франку, или ты делал это так себе?

Парень сильно застыдился и отвечал, отворачиваясь:

— Так себе!

— А жениться на ней не думаешь?

— Пусть чорт на ней женится, а не я! — мрачно ответил Клементий.

— Ну, а Настю Будракову хочешь? — продолжал отец.

Парень закрыл ладонью рот и фыркнул со смеху.

— Отчего бы нет, батько? — воскликнул он.

Даже глаза его засветились от радости. Настя была красивая девушка, да притом он не забыл и о ее приданом.

Они решили послать сватов в избу Будрака тотчас же после рождественского поста.

Теперь молодежь, взявшись за руки, устроила посреди избы круг, в который втерлась смеха ради какая-то пожилая приземистая баба;, она держала в руках маленькую подушечку, которую взяла у шинкаря. Под пискливые, но бойкие звуки скрипок круг танцующих, громко топая ногами, вертелся вокруг этой бабы, которая, упершись одной рукой в бок, а другой высоко поднимая подушечку, кружилась и пела с забавными гримасами:

Тут раздался сильный хохот: так плохо подходили слова песни к коренастой сморщенной, хотя еще сильной и веселой бабе. Она пела дальше:

Выговаривая последнюю фразу песни, она бросила подушечкой в Ясюка Дзюрдзю и, полуобнявши его, хотела покружиться с ним по правилам этого танца. Но он, считая для себя позором, что такая некрасивая танцорка оказывает ему свою благосклонность, кулаком оттолкнул от себя бабу и с глуповатым выражением лица и сердитыми глазами остановился, как столб, посреди избы. Несколько солидных хозяек, болтавших на скамейке у стены, покатывались со смеху; даже хозяева прервали разговор о делах и, улыбаясь, стали присматриваться к шумному веселью молодежи.

Круг составился вновь, но только на этот раз в середине его стояла Настя Будракова, которую туда насильно толкнули другие девушки. Скрипки продолжали играть без остановки, а стройная девушка с толстой косой на спине и с бусами на груди подняла вверх подушечку и, не прыгая так, как ее предшественница, а медленно и грациозно поворачиваясь, громко запела под мерный топот ног:

Тут весь хоровод подхватил песню и хором начал вторить громче всех звучащему голосу девушки:

Подушечка в клетчатой наволочке, брошенная рукой девушки, с такой силой ударилась в лицо Клементия Дзюрдзи, что он стал весь пунцовый, а его золотистые и густые волосы разом поднялись над головой. Вслед за этим Настя повисла обеими руками на его плечах, а он обнял ее и вертелся с ней гораздо дольше, чем этого требовали правила. Но веселому парню, пылавшему от близости Насти, и этого было мало. Он крикнул музыканту, чтобы тот играл «круцеля», и, когда требование его было исполнено, пустился со своей девушкой в этот быстрый и головокружительный танец, который надо исполнять почти не сходя с места и который прервется только прогулкой танцующей пары по комнате. Золотистые волосы парня развевались над его головой, коса девушки с подвязанной у конца красной ленточкой летала по воздуху, на ее шее бренчали стеклянные бусы и просвечивавшие из-за них позолоченные крестики.

А когда они, утомленные кружением на одном месте, ходили по комнате, он высоко поднимал разгоревшееся лицо, и в его голубых глазах сверкали веселые искорки; а она, прижимаясь к нему плечом, одной рукой сжимала его синюю свитку, другой стирала фартуком пот с лица. Таким образом они медленно обходили комнату мерным шагом, по временам притопывая ногами. Он походил на молодой дуб, она — на белокорую березу. Все хозяева теперь повернулись лицом к середине комнаты и поглядывали на танцующую пару. Петр Дзюрдзя, поднося ко рту недопитую чарку водки, засмеялся тихим грудным солидным смехом; Максим Будрак, как будто небрежно глядя на дочь, радостно сверкал глазами. Оба соседа невольно взглянули друг на друга, без слов поняли один другого и кивнули головами.

— Если бы только была воля божья… — проговорил Петр.

— Отчего не быть воле божьей? — отвечал Будрак.

Жена Будрака, которая сидела между женщинами на скамейке у стены и уже пропустила чарку водки, слезливо и с чувством говорила соседкам: