Айрат Галиуллин - Тигры и земляника

- Руслан… – Я села в кресло, не в силах совладать с противной дрожью в коленях. – Давай отложим открытие на два дня. Ну… хотя бы на сутки. Пожалуйста. Сутки ничего не решат.

- Я позвоню в головную фирму, – пообещал он. – Сделаю все, что смогу.

- Хорошо. Я жду.

Он перезвонил через двадцать минут. Помолчал.

- Они не разрешают. Ты знаешь, если бы это зависело от меня, я… Но они не разрешают. Завтра утром челнинское представительство должно быть открыто.

Когда-то, целую вечность назад на базе отдыха Руслан сказал: «Компания выжимает людей досуха, народ здесь сгорает очень быстро. Такая уж у фирмы стратегия в отношении кадров. Берегите себя».

Берегите себя.

Я позвонила своему водителю и велела собираться в Москву.

В машине спросила: «Валера, ты когда-нибудь участвовал в гонках «Формула – 1»? Он удивился: «Нет». – «А хотел бы?» – Он посмотрел на меня серьезно и ответил: «Я понял. Сколько у нас времени?»

И мы понеслись.

Валера гнал как Шумахер, а я вспоминала молитвы, которые слышала от бабушки и Луизы. В руках я держала пачку купюр (Валера взглянул и сказал: «Сотки уберите. Поедем быстро), и когда нас тормозили за превышение скорости, я выскакивала и сходу совала деньги. У меня был, наверно, безумный вид, потому что брали без вопросов… и мы мчались дальше.

Где-то между Вязниками и Владимиром нас даже сопровождал милицейский патруль – километров семьдесят мы ехали за машиной с мигалкой. Спасибо ребятам, они сделали это по своей инициативе, а могли просто взять деньги и отпустить на все четыре…

Мы доехали за рекордный срок.

Травмы у сына оказались не опасными для жизни. Перелом руки и сотрясение мозга.

Меня колотило крупной дрожью, но я взяла себя в руки.

Алик обрадовался, увидев меня, стал рассказывать про аварию, но я велела ему молчать – врач запретил разговаривать.

Я провела в больнице полтора часа. Сидела возле больничной койки, держала его за руку, как маленького, а он улыбался… улыбался… потом уснул.

А я отправилась обратно.

К восьми утра я была в Набережных Челнах.

В десять мы открыли филиал. Народу пришло много.

День длился целую вечность… но и он в конце концов закончился. Все прошло хорошо. Я отпустила усталых сотрудников и поехала в Казань.

К полуночи была дома.

А наутро написала заявление об уходе.

Выхухоль

м-да, дела… ну что ж (глубоко задумавшись)

Ацкий кактус

ахринеть кокие корки

Училка

Вы уволились, Элис? Зачем? Ведь у вас, как я поняла, хорошая высокооплачиваемая работа?

Ацкий кактус

ващще ни фтыкнулась училко. вот ани наши пидагоги – нихрина ничо нипанимаюд

а ты элиз жжош

кстате как там мая падрушка жанка? чо новово с трубаправодочным ночальнегом

Элис

Да, Училка, уволилась. Так надо. Я это почувствовала.

Ацкий кактус, твоя подруга трепыхается как может, но начальник трубного цеха, похоже, очень уверенный человек. И знает чего хочет. С кем только Жанна не встречалась, ни один крутой бизнесмен или даже криминальный авторитет не могли усмирить нашу тигрицу. А тут какой-то простой и неказистый… Я им просто восхищаюсь =)

Ацкий кактус

арел мужык

Месье Буноff

Любопытное мероприятие этот ваш суд, любопытное. Все указывает на то, что дело близится к концу… Вот только к какому?

Ацкий кактус

опакалепсис сиводня

это я фильм фспомнил

Нас семеро.

Мы собираемся раз в три месяца.

Мы не друзья. Не родственники. Не партнеры. У нас нет ничего общего. Кроме того, что мы собираемся 4 раза в год и делимся тем, что не сказали бы никому в мире.

Все семеро – члены Клуба Личных Контактов. Но это не важно, мы будем собираться, даже если кто-то прекратит членство. У нас свой клуб.

Клуб в Клубе.

Республиканский чиновник, главный редактор газеты, член совета директоров завода, председатель общественной организации, проректор университета, художник. И я.

Две женщины и пятеро мужчин.

В жизни мы не пересекаемся. Каждый вращается по своей орбите, у каждого своя жизнь. Но вот уже шестой год мы регулярно собираемся и проводим вечер советуясь и советуя.

Мы знаем, что дальше нашего круга информация не уйдет. Мы знаем, что так, как нас выслушают здесь, больше нигде не выслушают. И в кругу никто не станет утешать, жалеть и произносить что-нибудь вроде «Ну ничего, все образуется», или «Перемелется – мука будет», или «Бог дал – бог и взял». Если сказать нечего, здесь просто промолчат. А ты выговоришься и станет легче.