Энн Бронте - Незнакомка из Уайлдфелл-Холла

Впрочем, я недолго оставалась одна — мистер Уилмот, наиболее неприятный мне из всех находившихся в комнате джентльменов, заметил, что я уединилась, и поспешил усесться рядом со мной. Мне казалось, я столь успешно охлаждала его пыл во всех наших прежних разговорах, что могла более ничего не опасаться, но, видимо, я ошибалась. Так глубоко он верил в неотразимость то ли своего богатства, то ли былой галантности и настолько не сомневался в слабости женщин, что, ничтоже сумняшеся, возобновил осаду с прежней настойчивостью, к тому же подогретой винными возлияниями. Последнее обстоятельство сделало его еще омерзительнее. Но как ни был он мне противен, обойтись с ним грубо я не хотела — ведь я была его гостьей и только что вкусила его хлеба, а как избавиться от него решительно, но вежливо, я не знала. Впрочем, это вряд ли помогло бы: он настолько лишен деликатности чувств, что остановить его могла бы наглость, равная его собственной. Он только все больше рассыпался в притворных нежностях, все больше разгорячался, и я в отчаянии уже собиралась сказать сама не знаю что, как вдруг моя рука, лежавшая на ручке диванчика, ощутила ласковое, но жаркое пожатие. Я сразу же инстинктивно поняла, кто это, и, повернувшись, увидела перед собой улыбающегося мистера Хантингдона не столько с удивлением, сколько с восторгом. Словно от гнусного демона в Чистилище меня заслонил ангел света, явившийся возвестить, что моим мучениям пришел конец.

— Хелен, — сказал он. (Он часто называл меня Хелен, и такая свобода обращения ничуть меня не сердила.) — Вам непременно надо взглянуть на эту картину. Мистер Уилмот, конечно, извинит вас, если вы покинете его.

Я поспешно встала, он взял меня под руку и повел к противоположной стене, которую украшала чудная картина Ван Дейка, которую я давно заметила, но еще не имела случая рассмотреть внимательно. После минутного молчаливого созерцания я было заговорила о ее необыкновенных достоинствах и особенностях, но он шаловливо погладил мою руку, все еще удерживая ее на сгибе своего локтя, и перебил меня словами:

— Забудьте про картину, я вас сюда привел не ради нее, а чтобы избавить от ухаживаний старого селадона, который сейчас смотрит на меня так, словно собирается прислать мне вызов за такой афронт.

— Я вам очень-очень обязана, — сказала я. — Вы уже второй раз спасаете меня от неприятных собеседников!

— Ну, это не стоит благодарности, — возразил он. — Ведь я поступил так не только потому, что хотел выручить вас. Меня толкнула на это еще и досада на ваших мучителей: я был просто в восторге, что могу щелкнуть старичков по носу, хотя, мне кажется, особых причин опасаться их как соперников у меня нет. Не правда ли, Хелен?

— Вы знаете, что я не выношу их обоих.

— Вместе со мной?

— Для этого у меня нет причин.

— Но какие чувства вы испытываете ко мне? Хелен, отвечайте! Как вы относитесь ко мне?

И вновь он пожал мою руку. Но мне почудилось, что в его выражении было больше властности, чем нежности, да и какое право имел он вырывать у меня признание в благосклонности, если сам о своих чувствах не сказал ни слова? От растерянности я не знала, что ответить. Наконец, я пробормотала:

— А как вы относитесь ко мне?

— Прелестный ангел, я вас обожаю! Я…

— Хелен, ты мне нужна, — тихо, но явственно произнес голос тетушки совсем рядом, и я оставила его шепотом осыпать проклятиями своего злого ангела.

— Что такое, тетя? — спросила я, следуя за ней в эркер. — Зачем я вам нужна?

— Я хочу, чтобы ты присоединилась к обществу, когда примешь приличный вид, — ответила она, сурово меня оглядывая. — Но будь добра, останься здесь, пока эта непристойная краска не сойдет с твоих щек, а твои глаза не обретут обычного выражения. Мне стыдно подумать, что кто-то заметит, в каком ты виде!

Естественно, от таких слов «непристойная краска» не только не отхлынула от моих щек, но начала их жечь огнем, который раздували разные чувства, но особенно возмущение и даже гнев. Тем не менее я промолчала и, откинув занавеску, поглядела в темноту — а вернее, на озаренную фонарями площадь.

— Мистер Хантингдон делал тебе предложение, Хелен? — спросила моя чересчур наблюдательная дуэнья.

— Нет.

— Тогда, что же он говорил? То, что услышала я, очень походило на объяснение.

— Я не знаю, что он сказал бы, если бы вы его не перебили.

— Но если бы он сделал тебе предложение, ты приняла бы его, Хелен?

— Разумеется, нет… Не посоветовавшись прежде с дядей и с вами.