— Ах, как это верно! — воскликнула Адель. — Но скажите, неужели, неужели вы действительно американец? Я просто не могу этому поверить. Вы ни капельки не похожи на всех прочих!
— Я родился среди грубых торговцев, — признался Сиббер, — но зато моя мать была из благородной европейской семьи. Мы вместе путешествовали по Европе, и вообще меня всегда влекла к себе интеллектуальная сфера деятельности. Ну, и, кроме того, несправедливо судить об Америке по худшим из недавно разбогатевших туристов. Что, если бы мы стали судить о Европе (как, впрочем, некоторые и делают) по тем иммигрантам, которые к нам приезжают?
— Как прекрасно выразили вы свою мысль! Я никогда раньше не думала об этом в такой плоскости. Конечно, только провинциалы могут судить о вас с подобной опрометчивостью. Америка, вероятно, и в самом деле чудесная страна!
— Да-а-а, — глубокомысленно протянул Сиббер. — Да-а-а, но у нее много недостатков. Эта страна страдает избытком морали и недостатком хороших манер. Помочь делу может только организованная аристократия и догматическая церковь.
Он хотел было продолжить свои поучения, но спохватился и осторожно взял рукоделие, лежавшее у нее на коленях. Их пальцы слегка соприкоснулись.
— Что это за прелестная вышивка? — спросил он.
— Вам нравится? — воскликнула она с живостью. — Это копия со старинного византийского рисунка — одной из немногих жалких реликвий, сохранившихся у меня. Работая над этой вышивкой, я думаю о моих далеких предках…
— Принцесса Греза! {20} 20 Принцесса Греза — героиня одноименной романтической драмы Эдмона Ростана.
— Какой вы чуткий и добрый!
Она нежно пожала ему руку, затем слегка притронулась к глазам крошечным белым платочком, в углу которого была вышита буква «А» и миниатюрная императорская корона. Сиббер почувствовал глубокое благоговение при виде этого сдержанного аристократического горя.
— Пожалуйста, простите меня! — Адель улыбнулась ему сквозь слезы. — Как это глупо с моей стороны! Но я уже говорила, что живу в изгнании и очень одинока. Для меня так много значит, когда со мной говорят как с человеком. Но мне не следует вас задерживать, вы не должны терять попусту время с ничтожной гувернанткой.
Она снова обратила на него взволнованный взор своих больших сияющих глаз, которые напомнили потрясенному Сибберу глаза мозаичной мадонны из церкви святого Аполлинария. Им овладело безумное желание заключить ее в объятия и умолять о счастье посвятить всю свою жизнь заботам о ее благе. Но даже в такой критический миг, когда большинство мужчин превращаются в круглых дураков, Сиббер сохранил самообладание и способность выражаться двусмысленно. Вместо того чтобы прижать ее к груди или пуститься в бурные излияния, он сказал со степенной учтивостью:
— Воспитание человека, даже в очень юном возрасте, задача ответственная и серьезная.
Адель, чей богатый опыт давал ей основания ожидать совсем не этого, взглянула на него с таким удивлением, как будто он подал ей лягушку вместо чашки чая. Футболиста она не удостоила и половины того внимания, которое выпало на долю Джереми. Не зная, что сказать, она взяла свое рукоделие и принялась вышивать. Сиббер смотрел на нее, и в нем заговорил блудливый осел святого Франциска и дядюшки Тоби. {21} 21 Дядюшка Тоби — персонаж романа Лоуренса Стерна (1713–1768) «Тристрам Шенди».
Однако он был далек от мысли о каких-либо бесчестных поступках и пытался подсчитать в уме, может ли он позволить себе жениться, не имея дохода и надежд на будущее. Потом он наклонился к ней и сказал тихо, но решительно:
— Мне нужно о многом поговорить с вами, желательно наедине. Здесь нам могут помешать. Разговор будет касаться нас обоих. Вы могли бы встретиться со мной сегодня после обеда?
Адель бросила на него пристальный взгляд — этот молодой человек вел себя так странно. Помолчав, она сказала:
— Да. Я бы не прочь поглядеть новую кинокартину. Но мне нужно вернуться к десяти.
— Где же мы встретимся?
— Ждите у входа в половине девятого.
В тот же день перед обедом одна из служанок принесла в комнату Адели конверт, на котором было написано «срочно». Она вскрыла его и прочла:
«Дорогая мисс Палеолог! Если бы я не опасался, что Вы сочтете это дерзостью, то назвал бы Вас «дорогая Адель»! Пишу вам в большой спешке и расстройстве, чтобы не сказать — в глубоком отчаянии. Возвращаясь домой сегодня под вечер, я зашел в контору «Американского экспресса», где мне вручили крайне важное письмо. Я не вправе ожидать, что Вы проявите ко мне такой интерес, о каком я порой мечтал, и потому не буду пытаться объяснить всю сложность и мучительность положения, в котором я внезапно очутился.
Читать дальше