Карлос Фуэнтес - Смерть Артемио Круса

Ветерок продолжал шевелить шторы, а солнце еще не разгорелось. Жаль, очень жаль, если день испортится. Сентябрь страшно неустойчив. Он обернулся к супружескому ложу. Лилия все еще спала в непринужденной свободной позе: голова на вытянутой вдоль подушки руке, спина обнажена, коленка согнутой ноги выглядывает из-под простыни. Он подошел к юному телу, по которому легко скользил первый солнечный луч, освещая золотистый пушок рук и рыжие волосы под мышкой, влажные уголки глаз, губы. Он склонился, чтобы ближе увидеть капельки пота над губой и ощутить тепло, исходящее от этого спящего зверька, маленького животного, потемневшего от солнца, с бессознательным бесстыдством распластавшегося на постели. Он протянул руки, охваченный желанием перевернуть ее на спину и посмотреть на тело спереди. Полуоткрытые губы сомкнулись, и девушка вздохнула во сне. Он пошел завтракать.

Выпив кофе, Он вытер губы салфеткой и огляделся вокруг. В эти часы, по-видимому, всегда завтракают дети вместе со своими нянями. У многих мокрые прилизанные волосы — у тех, кто не устоял перед искушением поплескаться до завтрака в море. А теперь они снова возвращаются, захватив мокрые купальники, на берег моря, где теряется всякий счет времени, которое в своем беге — быстром или медленном — подчиняется только прихоти малышей, строящих песочные замки, затевающих веселые похороны, шлепающих по воде, резвящихся и без конца жарящихся на солнце, визжащих в живых пеленках моря. Странно смотреть на них — такие еще дети, а каждый уже ищет в этом приволье убежище только для себя одного: в игрушечной могиле или в песочном дворце. Но вот дети уходят, и пляж заполняют взрослые обитатели отеля.

Он зажег сигарету, закурил и почувствовал легкое головокружение, которое уже несколько месяцев вдруг появляется у него после первой утренней затяжки. Взгляд его устремился далеко за пределы ресторана, к извилистым очертаниям берега, змеившегося пенистой полоской прибоя от самого горизонта сюда, к крутому изгибу бухты. Вся бухта усеяна парусами. На пляже нарастает шум. Мимо идет знакомая чета. В ответ на приветствие Он наклонил голову и снова затянулся дымом.

В ресторане заметно возросло оживление. Звякали ножи и вилки, звенели ложечки в чашках, с треском вылетали пробки из бутылок, и минеральная вода, шипя и булькая, лилась в стаканы. Гремели стулья, разговаривали парочки и многочисленные туристы. И все сильнее погрохатывал прибой, не желавший уступать шумам человеческим. Из-за столика была видна вся эспланада нового модернизированного фасада курорта Акапулько, спешно перестроенного для привлечения североамериканских туристов, которых война лишила Биаррица, Уайки или Портофино. Надо было загородить невзрачный, грязный пригород — нищие рыбацкие хижины, кишащие рахитичными детьми и облезлыми собаками, канавы с мутной водой, с отбросами и всякой заразой. В современном обществе, похожем на двуликого Януса, всегда сочетаются два времени — очень далекое оттого, что было, и очень далекое от того, что должно быть.

Он сидел и курил, а ноги сводило легкой судорогой — уже трудно, даже в одиннадцать утра, красоваться в такой легкой одежде. Он незаметно потер коленку. Это, наверное, от внутреннего холода, потому что утро залило все вокруг ярким светом и солнечный череп украсился жарким оранжевым плюмажем. Вошла Лилия, спрятав глаза за темными очками. Он встал и подвинул ей стул. Подозвал официанта. И уловил шепоток знакомой четы. Лилия попросила принести папайю и кофе.

— Хорошо спала?

Девушка кивнула, улыбнулась, не размыкая губ, и ласково погладила темневшую на скатерти руку мужчины.

— Газеты из Мехико еще не пришли? — спросила она, разламывая на кусочки ломтик папайи. — Почему ты не читаешь?

— Нет еще. Поторопись, в двенадцать нас ждет яхта.

— Где мы будем обедать?

— В клубе.

Он зашел к администратору за газетами. Да, нынешний день будет подобен вчерашнему — вымученные разговоры, пустые вопросы и ответы. Вот ночь, безмолвная, — другое дело. Но, впрочем, надо ли искать большего? Молчаливо заключенный договор не требует настоящей любви, ни даже видимости личного интереса. Ему нужна девочка на время отпуска. Он ее имеет. В понедельник все кончится, и Он ее никогда не увидит. Кто будет просить большего? Он купил газеты и поднялся в номер надеть фланелевые брюки.

В машине Лилия уткнулась в газеты и прокомментировала вслух последние новости кино. Она сидела, закинув одну бронзовую ножку на другую, — туфелька свободно покачивалась на пальцах. Он зажег третью за утро сигарету и, умолчав, что эта газета принадлежит ему, стал развлекаться чтением рекламных объявлений на новых домах. Потом обратил внимание на забавно контрастный переход от ресторана (с чудесными бифштексами) и отеля-небоскреба к голой горе, навесившей над шоссе свое розоватое брюхо, вспоротое сбоку экскаватором.