Жюль Ромэн: Приятели

Его называли: «Бенэн, старина!» Его хлопали по животу. Его усадили посредине кружка, в самый узел тепла, в ту точку, куда все поневоле смотрели.

Он заговорил, немного глухим голосом:

— Чего вы смеетесь?

Его соседи поспешили объяснить ему, что в этом веселье нет ничего, кроме лестного для него, что он не только не должен заподозривать… Он перебил:

— Да, вот и опять я! Это не смешно. Вы ведь не рассчитывали, что отправили меня на тот свет… Тот свет за этой дверью еще не начинается! Прошу заметить, что я считаю вас рожами; и, будь у меня время, я бы вам свернул шеи.

— Послушай, чего ты!

— Но мне некогда!

Он встал.

— За это время произошло событие, которого я не предвидел. Я отправился на чердак.

Сочли нужным посмеяться, чтобы быть ему приятными.

— Я отправился на чердак; этим — кстати сказать — объясняется некоторое видоизменение моего туалета, вас, по-видимому, поразившее… Так вот, господа, на чердаке я видел… что вы думаете?.. карту Франции.

— Чердак освещен?

Бенэн достал из кармана спичечную коробку.

— Она пуста. Я сжег тридцать шесть спичек. Но я видел.

Он стукнул по столу кулаком.

— Я видел восемьдесят шесть департаментов!

Я видел восемьдесят шесть департаментов, друг возле дружки, господа, тихонько расположившихся друг возле дружки и притом так, что вы и представить себе не можете.

Восемьдесят шесть департаментов с зубами!

Восемьдесят шесть департаментов с остриями, колючками, гребнями, лопастями, шипами, крючьями, когтями, ногтями, да еще с трещинами, щелями выбоинами, дуплами, дырами; и все они друг с другом сцеплены, друг к другу прилажены, друг с другом сомкнуты, друг к Другу льнут, как стадо свиней.

Странное дело, у каждого департамента посередине — глаз!

Раздался глухой ропот.

— Глаз, круглый, совершенно ошалевший, а справа написано имя. Каждый раз, как вспыхивала новая спичка, во тьме открывался новый глаз. Тридцать шесть раз я видел по глазу.

Все это меня возмутило.

И тогда, господа, несмотря на ненависть, которую я испытывал к вам на этом чердаке, несмотря на гнусность вашего поведения, я пожалел о вашем отсутствии.

Мне хотелось, чтобы приятели были тут! Подобное зрелище, господа, не оставило бы вас равнодушными. И, быть может, вас, как и меня, поразило бы выражение двух из этих глаз, выражение, по правде сказать, не поддающееся определению, но показавшееся мне вызывающим. Я имею в виду (и он понизил голос) глаз, именуемый Иссуар, и глаз, именуемый Амбер. Для вас эти глаза ничего не значат. Вы еще не видели их вида (здесь Бенэн что-то промурлыкал).

Я спустился вниз, чтобы вы поднялись наверх. Я умолкаю, чтобы вы говорили.

Бенэн стоял, расставив ноги, левую руку опустив, правую протянув вперед, с неподвижным взором, с вдохновенными волосами.

Стол приходился ему по пуп, и кучка приятелей примыкала к нему, завершалась им, как витая свечка пламенем.

Он сделал шаг. Все встали.

— Брудье! Попроси огня у хозяина и нагони нас… Господа, за мной!

Они вышли за дверь, пересекли дворик и начали восхождение по лестнице в тусклом свете медной лампы.

За Бенэном шел Юшон. Его глаза имели вид двух действительно ценных предметов, которые он бережно нес. За Юшоном следовал Омер. Нос Омера был гораздо краснее, чем обычно. Но ночью красного не видно.

По стопам Омера шел Ламандэн. У его головы было большое сходство с яблоком, отобранным для дорогого ресторана. И даже нож был уже воткнут в яблоко.

За Ламандэном двигалось нечто вроде пуделя. Но что забавно, пудель этот помещался очень высоко, и у него, по-видимому, не было лап.

За Лесюером по лестнице, ступень за ступенью, поднимался Мартэн. О нем нечего сказать.

Подождали Брудье. Он прибежал, неся лампу с пляшущим огнем.

Они вошли на чердак, скорее сложный, чем грязный. Путем анализа там можно было распознать шкаф без дверцы; дверцу без шкафа, русский флаг, бюст Феликса Фора, водруженный на предмет дамского туалета. Но вдруг глазам представала карта Франции. Она была, по-видимому, из плотной бумаги. Две черных деревянных палки, вверху и внизу, придавали ей жесткость. Она держалась на гвозде простой веревочкой. Бенэн сказал сущую правду. На карте было изображено восемьдесят шесть департаментов и сколько-то подмигивающих городов. Приятели пришли в восторг.

— Глаза! — крикнул Бенэн. — Их больше, чем в бульоне бедняка, больше, чем на павлиньем хвосте…

Он протянул руку.

— Иссуар! Амбер!

Все в глубине души признали, что, действительно, у Иссуара и Амбера странный вид.