Элиза Ожешко - Сильфида

Но вот, наконец, у Ролицкого в окнах засверкали огни, во двор начали въезжать экипажи и пролетки — многие гости, впрочем, пришли пешком, — и, наконец, послышались отдаленные звуки рояля и скрипок. Эмма вскочила с диванчика, набросила на плечи накидку, а на голову шарфик и выбежала. Четверть часа спустя три женщины вышли из квартиры Лопотницкой и направились через темный двор к освещенному дому, откуда доносился веселый шум. Жиревичова и Розалия шли следом за пани председательшей. Она шествовала впереди и, несмотря на ревматизм, шагала смело и уверенно, с гордо поднятой головой, прямая, как струна, и постукивала о камни своей толстой палкой с костяным набалдашником. Эмма, тихо смеясь, как расшалившийся ребенок, все время что-то шептала Розалии, а та поминутно прерывала ее, обращаясь к матери:

— Не холодно ли вам, мама?.. Не спадают ли с ног калоши? Хорошо ли видна дорожка?

Надменная старуха ничего не отвечала; она сердито поджала тонкие губы и грозно нахмурила седые брови под золотой оправой очков. Глазам ее представилось неожиданное зрелище. Большая толпа любопытных, привлеченная музыкой и шумом, собралась у окон. Там были кучера, которым надо было дожидаться своих господ, широкоплечие бородачи с трубками в зубах; еврейские подростки, оживленно жестикулировавшие и что-то лопотавшие на незнакомом языке; какие-то женщины в больших платках, и даже несколько человек в шляпах и плащах, резко выделявшиеся в толпе своими костюмами.

Лопотницкая остановилась как вкопанная и повернула голову к своим спутницам.

— Ну, что? Разве я не говорила вам, что из-за этого сброда порядочным людям теперь и носа на улицу высунуть нельзя! Куда ни глянь, везде они воздух отравляют. И зачем?.. Зачем… все они пришли сюда? Зачем… зачем… они живут на свете? Вероятно, только для того, чтобы нам поперек дороги становиться!

— Может быть, нам лучше не ходить? — пробормотала Розалия.

— О, пойдемте, пойдемте! — умоляюще сложив руки, просила пани Эмма. — Там так весело… И Стась уже там… я видела, как он приехал…

— Стасечек, любимый, — прошептала Розалия, но тут же добавила: — Мамочка, я боюсь, вас затолкают…

— Они этого не дождутся! Я их затолкаю! Они и здесь расступятся передо мной! — с гневом, доходившим чуть ли не до бешенства, закричала старуха и двинулась вперед еще более твердым, размашистым шагом; палку она не опускала, а держала наперевес, как штык; взгляд ее выражал непередаваемое презрение. Приблизившись к плотной стене зрителей, отделявшей ее от освещенных окон, она громко крикнула:

— Дайте дорогу!

Никто, понятно, не обратил внимания на ее слова.

— Прошу пропустить нас! Прошу сейчас же пропустить нас! — еще громче повторила она.

Но в толпе только раздавались возгласы:

— Гляньте-ка! Гляньте! О! О! Как играют! Слушай! Смотри! Ой, какие красивые барышни! Юлек, раскрой пошире глаза! Ну и платье — прямо как солнце!

— Погодите же! — пробормотала Лопотницкая и, пробившись локтями немного вперед, начала удивительно ловко и быстро орудовать палкой. С криками, бранью, угрозами, проклятиями, защищая головы руками, люди отскакивали в разные стороны, а она, не обращая на них никакого внимания, торжествуя, подошла вместе с обеими своими спутницами к одному из окон и, вскарабкавшись с помощью Розалии на камень, громко произнесла:

— Я всегда говорю, что в наше время обязательно нужно палку с собой брать, словно среди разбойников живешь… Если бы не палка, то… то… то евреи и мещане нас со свету сжили бы…

Час спустя из толпы, собравшейся под окнами дома, в котором гремела музыка, выскользнула темная женская фигурка и, пройдя через двор, остановилась у входа в квартиру Жиревичовой. На ступеньках сидела Бригида, упершись локтями в колени и опустив голову на руки, а возле нее лежала рыжая собака, которую она время от времени машинально поглаживала.

— Что? — спросила она отрывисто и резко. — Нагляделась?

Розалия села рядом с ней.

— Я очень сердита на твою мать, — сказала она, — за то, что она потащила мою маму на это зрелище! Устанет только, простудится, сохрани боже, и потом… это унизительно… Как-то неприлично!

— Ну и что же, — сказала Бригида со свойственной ей насмешливостью, — зато налюбуется досыта! А ты почему так скоро вернулась? Не интересно, что ли?

Розалия махнула рукой.

— Эх, нет! Разве я всего этого не видела? Мало, что ли, натанцевалась я, когда покойный отец был председателем уездного суда… Да и потом, хотя Лопотники были уже проданы, родители купили каменный дом на Склеповой улице, вот тот, шоколадного цвета, и мы еще несколько лет чудесно развлекались… Мама тогда хотела выдать меня замуж….