Редьярд Киплинг - Пак с Волшебных холмов

Выслушав нас, Де Акила в свой черед поведал нам английские новости, ибо мы были как пробудившиеся от годового сна. После убийства Вильяма Рыжего (в самый день нашего отплытия – помните, я рассказывал?) его младший брат Генри провозгласил себя королем Англии. Точно так же, как поступил сам Рыжий Король после смерти Вильгельма Завоевателя. Роберт Нормандский, разъяренный тем, что во второй раз теряет свои английские владения, послал корабли с войсками в Портсмут, но они были отбиты.

«После этого, – продолжал Де Акила, – половина великих баронов Севера и Запада ополчились против короля между Солсбери и Шрусбери, а другая половина решила выждать, чья сторона возьмет верх. Им не нравилось, что Генрих, по их словам, слишком „обангличанился“ – взял себе жену-англичанку, которая склоняет его вернуть стране старые саксонские законы. (А разве со старой уздечкой не лучше править конем?) Но это – лишь предлог для оправдания их измены».

Он ткнул пальцем в стол, по которому было разлито вино, и продолжал:

«Вильгельм наделил нормандских баронов обширными землями в Англии. Я тоже получил свою долю после Сантлейка. Но я предупреждал его – еще до того, как Одо поднял мятеж, – чтобы он предложил баронам отдать свои земли и владения в Нормандии, если они хотят сделаться английскими сеньорами. Ныне они владеют уделами и в Англии, и в Нормандии – жадные псы, жрущие из одной кормушки, не спуская глаз с другой! Роберт известил их, что если они не будут воевать за него в Англии, он отнимет все их нормандские земли. И вот поднялся Клэр, и Фиц-Осборн, и Монтгомери – тот, кого наш Вильгельм сделал английским графом. Даже Дарси собрал своих людей; я помню его отца – нищего, как воробей, рыцаря из-под Кана. Если победит Генрих, бароны всегда смогут бежать в Нормандию, где их готов радушно встретить Роберт. А если Генрих проиграет, Роберт обещал добавить им английских земель. Язва ее возьми, эту проклятую Нормандию – много горя она еще причинит Англии!»

«Аминь, – заключил Хью. – Но докатится ли война до нас?»

«С севера вряд ли, – отвечал Де Акила. – Но с моря мы всегда открыты. Если бароны станут одолевать, Роберт обязательно пошлет еще одну армию, и на этот раз они высадятся здесь, где высаживался его брат Завоеватель. Да, попали вы в переделку! Пол-Англии на конях, а тут столько золота, – он пнул груду слитков под столом, – что хватит ополчить на нас весь христианский мир».

«Что же делать? – спросил Хью. – В Даллингтоне нет крепости, а если спрятать золото, то кому нам довериться?»

«Доверьтесь мне, – сказал Де Акила. – Стены Пэвенси крепки. Кроме Джихана, который предан мне, как собака, ни одна душа не знает о вашей добыче».

Он отодвинул занавес в углу башни и показал нам глубокий колодец, пробитый в толще стены, под амбразурой.

«Я сделал его для снабжения водой на случай осады. Но вода оказалась соленой, она поднимается и опускается с каждым приливом. Слышите?»

Плеск и гул воды донеслись до нас со дна колодца.

«Ну как – подойдет?» – спросил Де Акила.

«Должно подойти, – молвил Хью. – Мы доверяем тебе: делай как знаешь».

Итак, мы спустили все золото вниз, за исключением только нескольких слитков, оставшихся в маленьком сундучке возле ложа Де Акилы, – для того, чтобы он мог наслаждаться их тяжестью и блеском, а также на случай нужды.

Утром, когда мы уезжали домой, он сказал нам:

«Я не прощаюсь, но говорю: до скорого свидания, ибо вы скоро вернетесь. Не потому, что соскучитесь по мне, но чтобы быть поближе к своему золоту. Смотрите, – засмеялся он, – как бы я не употребил его на то, чтобы сделаться Римским Папой. За мной ведь нужен глаз да глаз!»

Сэр Ричард помолчал и печально усмехнулся.

– Через семь дней мы вернулись из своих поместий – из поместий, которые были нашими.

– С детьми ничего не случилось? – спросила Уна.

– С моими сыновьями? Нет, ничего. – Он призадумался, словно рассуждая сам с собой. – Что ж! Они были молоды, а молодости пристало хозяйствовать и править. Им страсть как не хотелось возвращать нам поместья – это было видно, несмотря на радушную встречу. Да и впрямь наши с Хью лучшие деньки ушли. Кем мы стали? Я – почти старик, он – однорукий калека. Так что мы сели на лошадей и поехали обратно в Пэвенси.