Исроэл-Иешуа Зингер - Станция Бахмач

— Реб Фишл, пойдемте ко мне на первую трапезу. У меня же и переночуете.

Нескольким еще остававшимся в синагоге обывателям стало стыдно перед своим раввином. Так же им было стыдно перед ним каждый год, когда требовалось вызвать кого-нибудь читать «тойхохе» [38] Букв, «увещевание» ( ивр .). Фрагмент Торы (Втор., 27:15–26; 28:15–68), содержащий перечисление наказаний, которые Всевышний обрушит на Израиль в случае, если тот отступит от исполнения заповедей. Произнесение «тойхохе» во время годового цикла чтения Торы всегда считалось дурной приметой, поэтому наиболее благочестивые раввины брали эту неприятную обязанность на себя. , и так как никто не соглашался на эту нежеланную «алию» [39] Букв, «восхождение» ( ивр .) — вызов на биму для чтения Торы по свитку. , то раввин брал ее на себя, чтобы избежать распрей. От великого стыда прихожане начали лепетать о тарелках еды, которые прикажут своим женам прислать для субботнего гостя.

— Скажи ребецин, чтобы она не беспокоилась. — Обыватели обращались к сыну раввина как к взрослому, все понимающему человеку. — Мы, не дай Бог, никому не дадим голодать. Не забудешь сказать, Михл-Довид?

Михл-Довид тряс длинными льняными пейсами в знак того, что он не забудет, но не переставал при этом трястись от смеха над своим ойрехом, который тяжело чавкал по грязи и бормотал себе под нос что-то неразборчивое. Сколько бы Михл-Довид ни пытался вести себя, как подобает раввинскому сыну, который уже носит шелковый кафтан, он никак не мог сдержаться. Дурное побуждение [40] Согласно традиционным воззрениям, животная душа, управляющая низменным поведением человека. , засевшее у него в печенках, подталкивало его к насмешкам и озорству. Отец все время стыдил сына:

— Михл-Довид, суббота, суббота!..

Михл-Довид совсем развеселился, когда его мать отдала щетинщику старое раввинское платье, чтобы тот переоделся к столу. Майданикер из великого уважения никак не хотел переступать порог раввинского дома, долго обметал ноги веником и изо всех сил вытряхивал карманы своей капоты. Но чем больше будничного и квасного выбрасывал Фишл, тем больше там оставалось. Конца и края не было веревочкам, кусочкам проволоки и железкам, черствым хлебным коркам, пучкам щетины и всякой всячине, которой были набиты необъятные карманы его насквозь промокшего платья. Наконец ребецин велела ему сбросить с себя трефную капоту, запихнуть ее в дальний угол крыльца, где лежали дрова, и надеть к столу поношенную одежду раввина. Эта одежда, наполовину шлафрок, наполовину кафтан, без разрезов и с карманами сзади [41] Традиционное еврейское платье старомодного покроя. , не была рассчитана на широкие плечи Фишла Майданикера. Хуже того, скупщик щетины очень боялся этого благородного платья, которое не шло к его красным лицу и рукам, и чувствовал себя в нем так, будто его нарядили на Пурим. Михл-Довид никак не мог спокойно закончить кидуш, глядя на эту дубину стоеросовую в раввинском платье. Точно так же не могли удержаться от смеха мальчики и девочки, которые приносили еду — кто кусок рыбы, кто тарелку моркови, кто миску пастернака — для гостя. Ойрех мигом очищал эти тарелки и миски, но, несмотря на это, раввин, чтобы загладить свою вину (а он чувствовал себя виноватым из-за озорного смеха своего сына и других детей), просил гостя не скромничать.

— Ешьте, ешьте, реб Фишл, — подбадривал он его, — вы наверняка целую неделю не ели.

Вдруг ойрех отодвинул от себя тарелку с морковным цимесом [42] Тушеная морковь, традиционное праздничное блюдо. и принялся утирать рукавом старого раввинского кафтана слезы, мутные и тяжкие слезы, которые вдруг потекли из его обычно безмятежных глаз по румяным щекам и закапали в огненно-рыжую бороду. Михл-Довид поперхнулся очередным смешком, увидев слезы силача, чье спокойствие прежде не могли нарушить никакие оскорбления. От неожиданности сын раввина стал кашлять и хрипеть. И тут Майданикер начал громко всхлипывать. Раввин с перепугу прервал песнопения.

— Реб Фишл, вы плачете? — в ужасе спросил он. — В субботу?

Фишл Майданикер изо всех сил пытался унять свои всхлипы, но не мог. Плач рвался из него, как речные воды, рушащие в половодье валы и дамбы.

— Ребе, я одинок как камень, — всхлипывал он, колотя себя по широкой груди, как во время видуя [43] Букв, «исповедание» ( ивр. ). Часть молитвы «Таханун». Состоит из перечисления грехов. Произнесение «видуя» молящийся сопровождает покаянными ударами в грудь. .