Гертруда Стайн - Три жизни

На самом деле доктору нравилась ее ворчба, так же как ей самой нравилось, что он такой шутник и греховодник.

Эти дни были самыми счастливыми днями в жизни Анны.

В те дни впервые дало о себе знать ее причудливое чувство юмора, то умение находить забавным чудные привычки и обычаи других людей, которое в дальнейшем позволяло ей получать своеобразное удовольствие от грубой и подобострастной Кати, от дурацких выходок смазливой Салли и от неподобающего поведения Питера или крошки Шарика. Ей нравилось забавляться со скелетами, которые стояли у доктора в доме, заставлять их двигаться и издавать странные звуки до тех пор, пока слугу-негра дрожь не пробирала до самых подметок и глаза его не начинали вращаться в глазницах, белые от страха.

А еще Анна рассказывала доктору всякие истории. На ее худом, изношенном, изможденном, решительном лице залегала тогда незнакомая раньше, веселая сеть морщинок, ее блекло-голубые глаза искрились причудливым чувством юмора — и радостью, если доктор взрывался в конце истории оглушительным хохотом, от всей души. И добрая Анна кокетливо вздергивала своим угловатым, худым, стародевическим телом, довольная тем, что ей удалось доставить доктору удовольствие, и изо всех сил старалась это удовольствие продлить.

Те дни, когда, добрая Анна только-только начала служить в доме у доктора Шонъена, были самыми счастливыми днями в ее жизни.

В те счастливые дни все свои свободные часы она проводила с подругой, с миссис Лентман. Миссис Лентман жила с двумя детьми в маленьком домике, в той же части города, что и доктор Шонъен. Старшая у нее была девочка лет тринадцати по имени Джулия. Эта самая Джулия Лентман была дурнушка дурнушкой, занудливая и упрямая, вся в покойного толстяка-отца. Миссис Лентман не слишком о ней беспокоилась, а просто давала ей все, чего та захочет, и что сама миссис Лентман могла себе позволить, и предоставляла девочку самой себе. У миссис Лентман это было не от безразличия или неприязни к дочери, просто она вообще всегда была такая.

Младший был мальчик, на два года младше сестры, смышленый, забавный, веселый парень, который тоже распоряжался своими деньгами и временем, как бог на душу положит. У миссис Лентман было так заведено просто потому, что в доме у нее постоянно кто-то жил, и голова у нее все время была забита массой других вещей, которые требовали сосредоточенности и, главное, времени.

Доброй Анне очень трудно было видеть, в каком небрежении и беспорядке содержится дом, и с каким безразличием мать относится к воспитанию собственных детей. Естественным образом, она изо всех сил и при всяком удобном случае старалась выговаривать за это миссис Лентман, старалась экономить ее деньги и расставлять все в доме по местам, так, как должно быть.

Даже в самом начале, когда Анна только-только успела подпасть под обаяние яркой и обворожительной миссис Лентман, в доме у нее она чувствовала себя не в своей тарелке, так ей хотелось расставить вещи по своим местам. Теперь же, когда дети начали подрастать и занимать все больше места в доме, а долгое знакомство с миссис Лентман позволяло Анне смотреть на нее более трезвым взглядом, она, засучив рукава, начала борьбу за то, чтобы все у миссис Лентман в доме делалось, как положено.

Она стала приглядывать за Джулией и ругать ее на все корки, чтобы та научилась относиться к жизни с пониманием. Не то чтобы Джулия Лентман была доброй Анне как-то особенно близка, но нельзя же допустить, чтобы у девушки не оказалось рядом никого, кто объяснит ей, что к чему в этой жизни и как нужно себя вести.

Мальчика бранить было проще, он все равно по большей части пропускал ее слова мимо ушей, и ему даже нравилась ее вечная ворчба, потому что к ней прилагались всякие вкусности, и постоянное подтрунивание, и добрые шутки.

Джулия, девочка, тут же надувалась как мышь на крупу, и зачастую даже одерживала над Анной верх, потому что, в конце концов, мисс Анни была ей не родственница и не имела права приходить вот так с бухты-барахты и устраивать в доме переполох. К матери взывать смысла никакого не было. Просто удивительно, какая у миссис Лентман была способность слушать тебя и не слышать, отвечать и оставлять вопрос нерешенным, говорить и делать то, о чем ты ее попросила, и при этом оставлять все в точности, как было раньше.

Однажды вышло так, что даже Анниной дружбы не хватило, чтобы дальше все это выносить.

— А что, Джулия, мамы твоей дома нет? — спросила Анна, как-то раз в воскресенье после обеда зайдя в дом к Лентманам.