Цирил Космач - Тантадруй

— Имею честь доложить, дураки дурака закопали!

— Но он еще жив! — быстро добавил Округличар.

— Жив, — подтвердил стражмейстер, — но из ямы вылезать не желает!

Священник подошел к могиле и строго спросил:

— Тантарадра, это что такое?

— Тантадруй, я дошел до могилы и умер! — последовал ответ. — Теперь она настоящая?

— Ооо… — хором протянули чужие священники, качая головами.

— Нет, не настоящая! — ответил свой священник. — Если ты ляжешь в могилу, то не умрешь, а будешь только засыпан землею!

— Тантадруй, только засыпан! — застонал дурачок.

— Да, засыпан! А теперь вставай!

Тантадруй зарыдал во весь голос, но тем не менее встал на ноги, и люди выволокли его из могилы.

Священник вздохнул, вытер пот со лба, плотнее запахнул пелерину и повелительно сказал:

— Теперь вернемся к церкви!

Все пошли вниз. Священники, словно судьи, стояли плечом к плечу, и местный священник велел привести четверых блаженных.

— То, что вы сделали сегодня ночью, — строго начал он, — большой, очень большой грех!

— Это преступление, и они будут отвечать по закону! — вмешался стражмейстер.

— Тьфу! — презрительно фыркнул фурланец. — Raus е patacis, репа и картошка!

— Что? — рассвирепел стражмейстер и ринулся на него.

— Ты сошел с ума! — крикнул ему Лука.

— Доминик, не глупи! — остановил его священник.

Стражмейстер отступил, а священник, подняв руку, пригрозил:

— Чтоб вы у меня никогда больше не ходили на кладбище! Поняли?

— Поняли, и божорно-босерна! — загремел Лука.

— Пажорносерна! — испуганно повторил Матиц Ровная Дубинка.

— Вот так! — кивнул священник. — А сейчас расходитесь. Каждый в свою сторону…

— Господин жупник! — выступил вперед Хотеец. — Разрешите им сегодня побыть у меня, пусть обогреются и переночуют!

— Ты говоришь разумно, Хотеец, — согласился священник. — Но ты слишком поздно вмешался. Я уже сказал то, что сказал!

— Но вы можете изменить решение!

— Я никогда не меняю своего слова! — строго возразил священник. — Я сказал то, что сказал. Сейчас они разойдутся, и каждый пойдет в свою сторону. Ты, Лука, вверх по Соче!

— Книзу! — решительно возразил Лука. — Книзу, и божорно-босерна!

— Ладно, книзу! — уступил священник. — Ты пойдешь кверху, — повернулся он к фурланцу.

— Тьфу! — фыркнул Русепатацис. — Raus е patacis, репа и картошка!

— Ты, Матиц, пойдешь по Баче домой!

— По Баче домой, — послушно забормотал Матиц Ровная Дубинка.

— А ты, — повернулся он к Тантадрую, — по Идрийце и тоже домой!

— Тантадруй, домой! — со слезами в голосе откликнулся дурачок.

— И хорошенько запомни, — торжественно произнес священник, — ты вообще не умрешь!

— Тантадруй, вообще не умру?! — Дрожь прошла по телу дурачка, и все его колокольчики зазвенели.

— Нет! — решительно повторил священник. — Если ты еще захочешь умереть, то не умрешь вообще!

— Тантадруй, я не захочу больше умирать. — Дурачок зарыдал и, умоляюще сложив руки, бросился к нему. — Я не захочу больше умирать!

— В самом деле? — спросил священник.

— Тантадруй, не захочу, не захочу! — кивал головой дурачок и вдруг с надеждой в голосе спросил: — А после я умру?

— Ну, после — посмотрим! — милостиво отвечал священник. — Теперь расходитесь, и мир да пребудет с вами! И вы тоже ступайте, — обратился он к прихожанам, — и возблагодарите господа, что все удачно завершилось!

Потом он кивнул своим собратьям, и они торжественно проследовали к его дому.

Четверо несчастных направились каждый в свою сторону, женщины разошлись по домам, мужчины спустились на площадь. И опять многолюдно стало в трактире, и опять загомонили люди, потому что неожиданное происшествие оказалось хорошим поводом для того, чтобы новые склянки с вином появились на столах.

Священники возвратились в комнату, полную золотого света и золотого тепла. И когда кухарка внесла сосуд с золотым искрящимся вином, пахнущим корицей и гвоздикой, они вновь улыбнулись. Наполнили стаканы, отогрели пальцы, уста и желудки. Каждый отломил и отведал по куску темно-золотого пирога с бледно-золотой начинкой. Потом они опять уперлись затылками в стену, закрыли глаза, раскрыли рты и запели звучными густо-золотыми баритонами:

— Оо-ооо… Оо-ооо…

И пока священники пели в золотой комнате, а в дымных трактирах пили и веселились хозяева и батраки, купцы и ремесленники, парни и девушки, перекупщики и маклеры, молодые и старые, по пустынным долинам шли четверо. Стылая земля звенела у них под ногами, и стылая луна светила им сверху, потому что зимнее небо было ясным, а утро было еще неблизко…