Барри Пейн - Переселение душ

Гердон пытался вышибить дверь пинком, но это ничего не дало. И тогда он обстрелял замок из револьвера и ворвался в комнату. Она была пуста. Сверху послышались шаги; шум разбудил слуг, и они стояли, дрожа от страха, на верхней лестничной площадке.

Через открытое окно нетрудно было выбраться в сад. Гердон не стал дожидаться помощи: по всей вероятности, никто из слуг не отважится пойти с ним. Он вылез из окна и, как будто повинуясь слепому импульсу, помчался к Хэлс-Плэнтинг. Он знал, что именно там найдет тело сэра Эдрика.

Он остановился, когда до пустоши оставалось метров сто. Он увидел, как вспышка молнии поразила одно из деревьев. Пламя охватило папоротники. В свете другой вспышки он увидел, как деревья взметнулись вверх. Затем раздался оглушительный грохот, земля закачалась под ним, и Гердон упал ничком. Пустошь со всеми камнями и растениями провалилась в пещеры, под землю.

Гердон медленно поднялся на ноги и, к своему удивлению, обнаружил, что цел и невредим. Пройдя несколько шагов, он лишился последних сил и потерял сознание.

Джеймс Смит зарабатывал себе на хлеб насущный, дрессируя собак и устраивая представления с ними. На арене он выглядел намного моложе своих сорока пяти лет благодаря легкости и стремительности движений, небольшому росту, а также жилистой и крепкой фигуре. Судя по небольшим, слегка прищуренным глазам и квадратному подбородку, характер у него был властным, но не жестоким. Он не баловал собак, но и не бил их почем зря. Однако спуску не давал, когда видел, что та или иная псина не хочет работать. В тот день он был одет в хорошо скроенный фланелевый костюм, соломенную шляпу и сидел на пороге раздевалки на пляже в Хелмстоне, ожидая человека, который переодевался внутри кабины.

Смит не терял времени понапрасну: он смастерил себе сигарету и уже собрался закурить, когда дверь кабины распахнулась и появился высокий молодой человек атлетического телосложения. Одет он был ничуть не изысканнее Смита, однако в нем сразу чувствовалось благородное происхождение.

— Привет! — воскликнул молодой человек. — С вами, как я вижу, все в порядке. Что с вами тогда случилось? Судороги?

— Нет, сэр, — отозвался Смит. — Просто я не ахти какой пловец и никогда не заплывал далеко в море. Но меня понесло течением. Не знаю, как бы я сам выплыл. Очень вам благодарен.

— Пустяки! — рассмеявшись, отмахнулся молодой человек. — Ничего особенного я не совершил, просто оказался рядом.

— И все-таки, сэр, — сказал Смит, — я хочу отблагодарить вас за спасение. Позвольте подарить вам собаку. У меня есть несколько славных псов. Выберите любого из них.

Он извлек из кожаной сумки визитную карточку и протянул ее молодому человеку.

— Здесь указано не мое настоящее имя, а французский псевдоним, так обычно пишут в программах. Я — Джеймс Смит. У меня ангажемент в этом городе на пару недель. Мои собаки находятся на псарне неподалеку отсюда, а представление будет проводиться на ипподроме.

Молодой человек взглянул на часы:

— Ладно, пойдемте. Я сейчас свободен. Посмотрю на собак. Смышленые псы, должно быть…

— Они делают то, чему их обучили, — заметил Смит. — Все, кроме одного. Зато он вытворяет такое, чему ни один человек не обучит.

…Когда они появились в конюшне, поднялся страшный шум. Почти два десятка собак, в основном черные пудели, залились лаем. Смит что-то сказал спокойно, но твердо, и воцарилась тишина. Смит сделал знак одному из пуделей и поднял трость. Казалось, невозможно было перепрыгнуть через нее, но пуделю это удалось.

— Замечательный прыжок! — воскликнул молодой человек.

— Да уж! — снисходительно проговорил Смит. — Во всей стране не сыщется другой собаки, способной на такое. Он ваш, если захотите взять его.

— Боже упаси! Мне не нужна собака-профессионал. А где тот несчастный, который не поддается обучению?

Смит указал на крупного пятнистого бульдога, который, лежа в углу конюшни, внимательно наблюдал за происходящим.

— Вот он. Я не вывожу его на сцену. Он даже поноску не освоил.

— Вы держите его потому, что любите?

— Люблю? Нет, я не люблю собак. Они для меня — всего лишь средство к существованию, и в этом я не вижу ничего плохого. Но собак не люблю: слишком много знаю о них.

— Тогда для чего он вам?

— Назовите это как угодно: справедливости ради или из любопытства — что же он отколет еще… Чудной он, это уж точно.

— То есть как это — чудной?