Ричард Олдингтон - Сущий рай

— По-твоему, лучше устроиться учителем в школе, если, скажем, удастся найти место?

— Мне противно и то и другое.

— Ну знаешь, так или иначе нужно на что-то решиться и действовать, — настаивала Необходимость. — Понятно? Сегодня среда. Что ты намереваешься сделать в понедельник? Плюнуть на все и послушно отправиться домой. Или предложить Гвен взять тебя на содержание? Или у тебя есть еще какой-нибудь план?

— Ну, ну, хватит, — раздраженно сказала Склонность. — Незачем столько говорить об этом. Сдаюсь. Я напишу старому болвану. Как мне начать? «Милейший мой, ввиду моей крайней чувствительности я не решаюсь просить вас взять меня на работу…» О боже правый!

— Что ж, придется все-таки поступить к нему. Другого выхода нет.

— Знаю.

— И нечего смотреть на это сверху вниз. Во всяком случае ты будешь среди книг и красивых вещей…

— Уф! Копившийся десятилетиями навоз Риплсмиров!

— Так ты, может быть, предпочитаешь скамью безработных на набережной Темзы и убежище Армии спасения?

— Сдаюсь, — сказала Склонность, с легким вздохом прощаясь с юностью, — я напишу ему.

И Крис написал — нескладное высокопарное письмо, результат множества разорванных черновиков.

Ответ пришел с удивительной быстротой, ибо мистер Риплсмир принадлежал к тому поколению, которое отвечало на все письма с обратной почтой. Мистер Риплсмир был «искренне восхищен» решением Криса. Он отлично понимал желание Криса продолжать свои занятия и давал понять, что, работая «только с девяти до четырех», он будет «иметь в своем распоряжении массу времени».

Он надеялся, что Крис «окажет ему честь» и согласится ежедневно завтракать с ним, или, если Крису будет угодно, завтрак будет подаваться ему в библиотеку; это означало, что, когда мистер Риплсмир будет оставаться один, Крису надлежит его развлекать, а когда ему удастся залучить к себе кого-нибудь поинтереснее, Крису придется довольствоваться бутербродами.

В денежных делах, к которым он «подходит с искренним отвращением и чрезвычайной щепетильностью», мистер Риплсмир проявил неожиданную для столь чувствительного человека твердость. Пять фунтов в неделю — это невозможно. Такая большая сумма… налоги… падение дивидендов… чрезмерные требования к человеку с таким скромным состоянием… нежелание поощрять расточительность в молодых людях. Короче говоря, два фунта в неделю, или не о чем больше разговаривать. Мистер Риплсмир с нетерпением предвкушал «счастливое содружество», и не будет ли Крис любезен немедленно сообщить о своем окончательном решении, поскольку за это время ему предложил свои услуги другой молодой человек, «весьма компетентный в данной области». Только «старые узы счастливой дружбы» с мистером Чепстоном заставляют его отдать предпочтение Крису, хотя мистер Риплсмир милостиво добавлял, что он «льстит себя надеждой», что Крис окажется «именно тем человеком, который ему нужен».

Получив это послание с недвусмысленным ультиматумом — два фунта или ничего, Крис в ярости дважды обошел Кенсингтонский парк. Он отвесил презрительный поклон памятнику принца Альберта, этому причудливому олицетворению августейшей добродетели. Он бросил свирепый взгляд на энергичного всадника Уотса, прекраснодушно приветствующего несуществующий восход несуществующего солнца. И с бессильной злобой оглядел маленького жеманного Питера Пэна работы Фремптона — этот гнуснейший из всех памятников, символизирующий бессмысленное бегство в идиотически иллюзорный Кеннет-Грэхемовский мир, девиз которого мог бы быть — «Давайте все вообразим, что мы веселые сынки банкиров…».

Он написал мистеру Риплсмиру краткое письмо, изъявляя свое согласие, и в этот вечер выпил после обеда столько портвейна, что Гвен пришлось самой укладывать его в постель.

Если бы Хейлины не горели желанием выгодно женить Криса, а, наоборот, стремились внушить ему отвращение к браку, они вряд ли могли бы поставить более удачную серию предостерегающих живых картин, чем свадьба Жюли.

Началось с того, что родители приехали почти тайком, после наступления темноты, в наемной машине. Нелл была в новом сшитом на заказ костюме, по покрою которого можно было заметить усилия провинциального портного. Она ликовала и вместе с тем нервничала. Фрэнк напоминал портновский манекен, но его великолепие омрачалось широким черным шарфом, которым поддерживалась его «больная» левая рука; у него был испуганно-виноватый вид. Этот новый метод лечения паралича вызвал громогласные соболезнования Жюли и Гвен, Крис же созерцал все это молча.