Владислав Реймонт - Комедиантка

В театре няню звали бабой Ягой или мужичкой. Она была чем-то вроде живого ископаемого. Цабинская наняла ее во Вроцлавеке, когда у Цабинских родился первенец, так женщина и жила с тех пор у них в доме.

И эта простая женщина, которая была у всех на посылках, стала добрым духом семьи и выходила Цабинским всех детей. Было ей лет пятьдесят, она отличалась сварливым характером, истинно крестьянской добросовестностью и безмерно любила малышей; она была единственным человеком у Цабинских, на кого театр не влиял. Одна-одинешенька на всем белом свете, нянька по-собачьи привязалась к Цабинским. Она ни за что не хотела менять фуфайку на платье, разрисованный красными цветами сундук — на саквояж, сельские обычаи — на городские, не хотела менять и своего мнения о театре. Называла все распутством, комедиантством, но с огромным удовольствием смотрела представления. За кулисами над ней без конца подшучивали, иногда очень обидно, но она не сердилась.

— Безобразники! Накажет вас бог, накажет!

Была у нее своя страсть — дети, которых она любила больше всего на саете, да еще мечта о большой перине из добротного пера — о барской перине. Если у нее заводились деньги, оказывалось, что перо в перине неважное, и она слишком дорогая, а когда случалась дешевая, одолевали сомнения.

— А вдруг какой пархатый на ней окочурился! — говорила нянька.

И еще она страстно любила кур. Как ни бранили ее, к весне она всегда умудрялась раздобыть яйца и наседку; если не было места, она сажала наседку прямо на своей кровати и, как только вылуплялись цыплята, ухаживала за ними больше, чем за детьми. И ни за что на свете не позволяла их резать.

Когда цыплята подрастали, нянька отбирала трех курочек и петушка, чтобы растить их, а остальных сажала в корзинку и несла на базар. Это было для нее праздником. И случалось ли ей быть в то время в Плоцке, Люблине или Калише, она садилась рядом с деревенскими бабами и продавала цыплят.

Нужно было видеть тогда ее лицо — сияющее, гордое лицо хозяйки, или слышать, как она тоненьким голоском расхваливала товар и переговаривалась с соседками! Баба из деревни, да и только! Вся труппа тогда ходила смотреть на нее.

Ни насмешки, ни уговоры не смогли искоренить этой унаследованной от матери привычки. Никак не хотела она отвыкнуть от низких земных поклонов, целовала женщинам руки, не обращая внимания на то, что Цабинская запрещала это делать. Странно выглядела в мире грима и лжи крестьянка, простая искренняя и ясная, как летний день на селе.

Нянька вскоре вернулась с платьем и с детьми. Цабинская уже оделась и собралась уходить, как вдруг раздался звонок.

Няня пошла открывать. Вкатился низенький, тучный и необычайно подвижный человек.

Все называли его Меценат. Тщательно выбритое лицо, золотое пенсне на маленьком носике и улыбка, будто приклеенная к тонюсеньким губам.

— Разрешите войти? На минутку, я тут же удаляюсь! — предупредил он поспешно.

— О, вам, дорогой Меценат, всегда можно…

— Добрый день! Пожалуйте лапку… Как превосходно вы сегодня выглядите! Я сюда мимоходом…

— Садитесь же, прошу вас! Няня, подай стул!

Меценат сел, протер платком пенсне, пригладил жидкие, но еще не тронутые сединой черные волосы, закинул ногу на ногу, нервно поморгал глазами, достал портсигар и протянул хозяйке.

— Изумительные папиросы! Один мой приятель прислал из Каира.

— Благодарю!

Директорша взяла одну, осмотрела ее с пристрастием и закурила, слегка усмехнувшись.

— Честное слово, настоящие египетские, — заверил Меценат в ответ на ее усмешку.

— Действительно, превосходные!

— Что наша очаровательная директорша играет сегодня?

— Право, не знаю. Няня, я играю что-нибудь сегодня?

Цабинская постоянно делала вид, что не помнит о сцене и живет только детьми и домом.

— Вицек с книжкой не приходил, значит, не играете, — буркнула нянька, торопливо убирая следы недавней баталии.

— А я только что прочел в «Гонце» очень лестную заметку о вашей игре.

— Может быть, похвала и незаслуженная: я ведь знаю, эту роль надо играть по-другому.

— Вы играли чудесно, бесподобно!

— О, Меценат, комплименты ваши неискренни! — кокетливо отвечала Цабинская.

— Правду говорю, святую правду, честное слово!

— Хозяйка, а уж теперь, должно, около полудня, — сказала няня, напоминая тем самым гостю, что пора уходить.

— Вы, конечно, в театр?

— Да, взгляну на репетицию, потом ненадолго в город.

— Идемте вместе, хорошо? А по дороге поговорим о небольшом дельце…