Халлдор Лакснесс - Возвращенный рай

А когда жеребенок вырос, он превратился в отличного коня с пушистой развевающейся холкой, с блестящей гривой, с маленьким изящным крупом, длинными стройными ногами, с красивой осанкой; глаза у него горели, и обладал он острым нюхом, легко находил путь; рысца мягкая, а в галопе ему не было равных. Назвали его Крапи, то есть Талый, из-за того что родился он в ту весну, когда бесконечно перемежался дождь со снегом. С тех пор время на хуторе исчислялось со дня рождения Крапи: год с той весны, когда родился Крапи, два года, три года и так далее.

На склонах гор отдельные ущелья заканчивались небольшими плато, поросшими травой. Сюда, наверх, забирались лошади из лежащих поблизости хуторов, образуя большой табун. Иногда они паслись у реки или на берегу моря. Только Крапи, любимец хутора, привыкший получать лакомые кусочки, мог один, когда ему вздумается, то рысью метнуться в горы, то не спеша спуститься в долины. После этих прогулок он любил остановиться у дома, просунуть голову в дверь и заржать на весь дом. Ждать ему приходилось недолго — он сейчас же получал масло, если только оно было в доме. Как приятно прижаться к его морде — она куда мягче девичьей щеки. Впрочем, Крапи не любил долго нежиться — получал то, что ему требовалось, и убегал прочь галопом, словно испугавшись чего-то. Останавливался лишь тогда, когда находил табун.

В те времена лето длилось в Исландии долго. По утрам и вечерам зеленые выгоны становились почти красными, а днем голубой простор казался зеленым. Вот среди этой необычной игры красок, на которую никто внимания не обращал, которая никого не волновала, и стоял хутор Лид в Стейнлиде, один из множества хуторов на юге, где ничего не происходило значительного — разве что высоко в горах парил буревестник, как и в те незапамятные времена, когда здесь жили предки нашего хуторянина. На уступах гор, в их расщелинах росли папоротник, дягиль, пузырник. Камни все так же падали с гор, подобно слезам бессердечного тролля, обитателя горных ущелий. На одном хуторе, если он под счастливой звездой, хорошая лошадь рождается только раз в человеческую жизнь, на другом этого не случается даже раз в тысячу лет. С моря — через пески и болота — доносится все тот же шум, что и тысячи лет назад. К концу сенокоса появляется кулик-сорока в красных сапожках, в черной шелковой накидке поверх белой рубашки; он важно разгуливает по скошенной траве, посвистывает и удаляется. Все эти тысячелетия пес — неизменный друг крестьянского двора — чувствует себя самой главной фигурой, когда по утрам, сытый, с высунутым языком, он бежит рядом с пастушонком, сопровождая его к дойным овцам. В такие летние дни с соседних хуторов доносится тоненький звон: это точат косы. К дождливой погоде обычно коровы на выгоне укладываются на землю, и, уж если все ложатся на один бок, дождя не миновать; и другая примета — к засухе: коровы одиннадцать раз подряд мычат на закате. Извечно одна и та же история.

Когда Крапи исполнилось три года, Стейнар надел на него уздечку — так легче было его ловить. Конь теперь пасся у дома на траве, вместе с прочими лошадьми, нужными в хозяйстве. Этим же летом его объездили и научили идти рядом с лошадью, несущей всадника. А в следующую весну хозяин стал приучать его к седлу. В длинные светлые ночи он угонял скакуна далеко за пределы своих полей и пускал в галоп. И когда в предрассветной тиши раздавался приближающийся стук копыт, оказывалось, что не все на хуторе одинаково крепко спят. Иногда на пороге появлялась девочка в нижней юбке с только что надоенным молоком в ведре. Из-за ее спины выглядывал босоногий викинг, спящий всегда с Топором Риммугигуром — Великаншей Битвы — под подушкой.

— А есть ли у кого-нибудь лучшая лошадь в округе? — спрашивал мальчик.

— Долго бы пришлось искать, сынок, — отвечал ему отец.

— А правда, что она волшебная? — спрашивала девочка.

— Думаю, что все лошади такие. Во всяком случае, лучшие из них.

— А может она скакать по небу, как лошадь в сказках? — спрашивал викинг.

— Ну конечно, мой мальчик. Если только господь бог ездит на лошадях, я уверен, что да.

— А может когда-нибудь родиться еще такая лошадь в округе? — спросила девочка.

— Я не очень уверен в этом, — отозвался отец. — Во всяком случае, не скоро. Зато я уверен в другом — пройдет немало времени, прежде чем здесь, в округе, родится другая маленькая девочка, которая озарит свой дом светом так, как озарила мой дом ты.