— Новый завет говорит в нашу пользу, — закричал мужчина, похожий речью своею на священника. — Тот, кто верит в Христа, тот не верит в Джозефа.
— Ты заблуждаешься, — возразил мормон. — Тот, кто верит в Спасителя, может верить и в Джозефа. Верующий в Новый завет верит и в Золотые скрижали. Но тот, кто называет Новый завет надувательством, состряпанным мошенниками, и домогается, где подлинная рукопись, тот, конечно, не верит в Джозефа. Такому человеку ничего не стоит сказать, что он ни во что не ставит ни Новый завет, ни Золотую скрижаль. Такой обычно говорит: сторонники Спасителя выдумали Новый завет, а приверженцы Джозефа — Золотую скрижаль. Такой человек, не смущаясь, может объявить, что и Спаситель и Джозеф — бесчестные люди. Дело в том, дорогие братья, что мы, мормоны, с теми, кто так рассуждает, не хотим иметь дело, такие люди и такие речи нам чужды.
— Если я тебя правильно расслышал, — вмешался благообразный крестьянин, — так ты тут говорил о своих овцах. Кажется, у тебя их десять тысяч. А не расскажешь ли нам, сколько у тебя жен?
— Ты внимательно читал Библию? Помнишь, сколько там в Библии имеют жен? Ну, например, такой мужчина, как Соломон? Он ведь был не хуже тебя. А разве Лютер не разрешил курфюрсту Гессенскому иметь не одну жену? А зачем отменили папство в Англии? Да только затем, чтобы король Генрих мог себе позволить иметь несколько жен сразу.
— Мы здесь исландцы, — послышался голос из толпы.
— Да, но у исландцев всегда было многоженство, — отозвался мормон.
У некоторых благопристойных мужчин перехватило дух.
Кто-то закричал: «Лжешь!» Нашлись и такие, которые требовали от мормона доказательств.
— Так было по крайней мере в мои времена, — ответил он. — Здесь мужчинам разрешалось заводить себе несколько сожительниц, вместо того чтобы скрепить с ними союз узами брака и дружбы, как это делаем мы. Мормоны не допустят, чтобы молодые девицы погибли в позоре и бесчестии, если они не желают выходить замуж за какого-нибудь прощелыгу, которого им навязывают. Многие разумные девушки предпочитают делить между собою одного достойного мужчину, вместо того чтобы ублажать какого-нибудь бездельника. Мы в долине Соленого озера не выставляем на людское посмешище ни проституток, ни старых дев, ни опозоренных матерей семейства, ни вдов. Когда я рос в Исландии, в стране было полным-полно таких женщин. Дети обретали отцов, девушек выдавали замуж в зависимости от того, чье имя и репутацию приходилось спасать в каждом отдельном случае. Я сам плод такого многоженства. Говорят, что я сын пастора. Чиновники, разъезжавшие по делам службы, спали, как правило, с кем хотели, — с замужними, незамужними. Мою мать сплавили на острова Вестманнаэйяр, и она зачахла там от людского презрения. Меня привезли домой, и я вырос в ее родной округе. Приемных детей, часто незаконнорожденных, не очень-то жаловали в Исландии. В Первый день лета меня всегда стригли и меняли мне одежду. Для этого брали мешок, служивший всю зиму подстилкой для собаки, выбивали из него пыль об угол дома, прорезали дырку посредине и натягивали на меня. В Исландии всегда было многоженство, и вот так оно оборачивалось для женщин и детей. Все же в мое время было не так страшно, как в те далекие времена, когда несчастных незаконных жен, если у них появлялись дети, бросали в озеро, здесь, в Тингведлире. У нас же в долине Соленого озера…
Но тут честные люди решили, что больше терпеть нельзя. Некоторые начали кричать, что они приехали в Тингведлир не для того, чтобы видеть, как оскверняется священная лава, и слушать, как поносят честных и порядочных людей. Кругом раздавался ропот, требовали заткнуть рот оратору. Кое-кто из порядочных хуторян бросился к нему, чтобы столкнуть с камня. Мормон кинул на них быстрый взгляд из-под очков и умолк, не закончив.
— Вы что, хотите меня избить? — спокойно осведомился он.
— Если посмеешь еще раз открыть свой бесстыжий рот и будешь продолжать осквернять священное место, поплатишься за это, — крикнул господин, обутый в сапоги, подойдя вплотную к камню.
— Что же, я кончаю, — заявил мормон. — Предпочитаю умолкнуть. Бог все равно победит, даже если мормоны не станут ввязываться в драку. Прощайте, я ухожу…
Кто-то закричал:
— Постыдился бы произносить имя господне!
Мормон стал осторожно спускаться с камня. Несколько бравых молодцов подхватили его, но, конечно, не для того, чтобы помочь сойти, а чтобы поглумиться над ним. Они зажали его между собой, чтобы всякий, кому не лень, мог его ударить. Почтенный хуторянин в сапогах плюнул в него, а другой храбрец залепил ему пощечину.
Читать дальше