Хулио Кортасар - Экзамен

– Смотри, – прошептала Клара, приникая к нему.

– Смотри туда.

При таком тумане – пламя (или просто в воздухе отражается что-то, чему надо найти объяснение)? А доски настила словно плыли в тумане, совершенно голубые, и светились —

– Красиво, – сказал Хуан. – Смотри-ка, бегут.

– Скоро тут бегать перестанут, – сказал Андрес.

– Говорят, на Леандро Алема провалилась мостовая в нескольких местах, смотри-ка.

Парнишка поддерживал женщину в красном и сказал что-то насчет —

и красная спина женщины, точно красное знамя

на плечах, —

насчет провалившейся канализации и газовых труб —

– А город погрузился в сон, – продекламировал Хуан, —

словно цветущий луг в ночи,

усыпан звездами ромашек.

Написано в четырнадцать лет на тетради в зеленой обложке. Что скажешь, Кларита?

Она смотрела на небо, в котором что-то происходило, совсем низко, почти у земли. «Хоть бы птица какая-нибудь, чайка, что ли, – подумала она. – И луны сегодня нет». Она увидела, что Андрес уходит, словно желая оставить их наедине. На углу Бушара он закурил сигарету, огонек спички высветил его профиль, склонившийся над сложенными корабликом ладонями.

– Tout le monde a bel, – сказал Хуан. – A bel et bien disparu [97]. Как далеко отсюда маркополо, старуха.

– И экзамен, – сказала Клара тоненьким, в ниточку, голосом. – Смотри-ка вон туда, как разрастается.

– Да, и со стороны Кордовы тоже.

– Как будто музыка ищет тонику. Лови.

– Как будто перчатка, один за другим, принимает пальцы руки. Получай.

Они обнялись, крепко, смятенно, почти как сама ночь —

– Я потею, – сказал Хуан. – Следовательно, существую. Я писал стихи.

– А я все училась и училась, – сказала Клара. – И убила человека, который все курит и курит.

– Андреса? – сказал Хуан. – Абеля?

– Абель жив. Абель бродит где-то здесь.

– Не знаю, – сказал Хуан. – Мне кажется, что Абель – как город, нечто такое, что a bel et bien disparu. Значит, Андреса?

– Да, – сказала Клара. – Я его убила, но мы этого не знали.

– Убивать – не есть предмет познания. Посмотри туда, на площадь.

– Вижу, – сказала Клара. – Дерево на пригорочке, омбу.

– Ты не можешь его видеть.

– Свет поднимается над ним. Он был как омбу, маленький и веселый. Чего он хочет?

– Ничего, – сказал мужчина, чуть, было, не столкнувшись с ними. Он крутанул назад, нетвердым шагом, словно колеблясь, прошел немного по улице, решительно свернул к «First and Last» и скрылся. Воротник пиджака у него был поднят, как будто —

– А теперь гораздо ближе, – сказал Хуан, указывая в направлении улицы Леандро Алема.

– Да, – сказала Клара. – И я думаю, еще немно-гои —

– Вон там, где копают фундамент.

– Да, там.

– Бедняга репортер, – сказал Хуан. – Как он заснул.

– Он очень добрый, репортер.

– Бедняга. И Андрес —

– Бедняга Андрес, – сказала Клара. – Бедняжка.

Калимано услыхал свист, поставил стакан на стойку и быстро вышел. Он увидел Андреса: тот смотрел в сторону центра, и на его лице лежал отсвет красноватого зарева. Дальше, почти на углу, силуэт обнявшихся Клары и Хуана походил на ствол без ветвей, жалкий обрубок.

– Порядок, – сказал Андрес. – Готовьтесь, мы едем. – И он не торопясь направился туда, где стояли Клара с Хуаном, ощущая на ходу только что появившийся во рту вкус – вкус копоти, проглоченной с воздухом. «Вкус пепла, – подумалось ему. – Прекрасные слова, голубка в ковчеге. Последним звуком на земле, наверное, будет слово – возможно, личное местоимение».

– Тронулись, – сказал он, упруго наклоняясь вперед и беря их обоих под руку; они не сопротивлялись.

– Пошли, – сказал Хуан. – Какая разница.

– Осторожно, провод, – сказал Андрес. – Моя школьная учительница всегда говорила, что электричество – зловредный ток.

– Куда мы идем? – сказала Клара, и ее рука потянула назад. – Сперва объясни мне, почему —

– Идем, и все, – сказал Андрес. – Этого достаточно.

– Для меня – недостаточно. Нам было хорошо в баре, и —

– Иди, старуха, – сказал Хуан. – Не строй из себя «ивич», эти машинки по нашим дорогам не бегают.

«Уметь иногда быть жестким, – подумал Андрес. – А я умру, так и не научившись этому». Он свистнул Калимано, и тот пошел впереди. Хуан, высвободившись из рук Андреса, повернулся и взял Клару под руку с другой стороны. Теперь, когда они повернулись спиною к центру города, туман казался занавесом в кинозале, который раздвигается перед началом картины, когда перед первыми титрами по порошкообразной поверхности экрана просверкивают, потрескивая, искорки. Широкая улица была пуста, а вот и караульная будка у входа на территорию таможни —