Хулио Кортасар - Экзамен

– В зал прессы. Там разберемся.

– В общем, ничего страшного. Не стоит беспокоиться. До свидания.

«Как он умеет себя вести, – подумал Хуан, развлекаясь от всей души, хотя все еще не мог вздохнуть после удара, который получил в подреберье. – Ну что ж, во всяком случае, избавлюсь от экзамена». Он аккуратно спрятал расческу, которую ему вернул дон Карлос, и они двинулись между двух рядов зрителей, наводнивших коридоры. В зале уже погасили свет. Уолли смотрела на них, сложив губы трубочкой, словно собиралась свистнуть.

– Невероятная история, – сказал репортер. – Даже не пытайтесь представить, Кларита. Просто апофеоз, конец света, апокалипсис, вселенский бардак.

– Но сами они в порядке? – спросила Клара, удивляясь своему спокойствию.

– Хуан накостылял кое-кому, да и папа ваш дрался как лев, – ответил репортер с поклоном. – Все в полном порядке, за исключением того, что их замели.

– Ну что же, прекрасное завершение дня, – сказала Клара, не слишком расстраиваясь.

– Верите, такой шум поднялся, что полиция просто вынуждена заняться этим делом. И тем самым только усугубит нервную обстановку и через полчаса —

но я не понимаю, зачем гасят свет, если концерта не будет,

и кроме того, – сказал репортер, неожиданно вспомнив, – очень странная вещь. Я видел там одного вашего знакомого. Того, что вчера ночью ходил за вами следом.

В Дирекции срочно созвали совещание. Сеньор в жемчужно-сером костюме подвел итоги:

– Одним словом, играть отказывается. Меня грубо оскорбил – завел канитель насчет искусства, уважения и всего такого прочего.

– Заставить его нельзя, – сказал директор.

– Да, но выходить к публике и строить из себя дурака опять придется мне.

– Ты это умеешь лучше всех, – сказал директор. – Я хочу сказать, лучше всех умеешь разговаривать с этими сукиными детьми.

– Абеля?

– Да, вы, кажется, так его называли.

– Но вы же его не знаете, – сказала Клара, глядя на него с удивлением.

– Сеньора, – сказал репортер, – я – газетчик, ergo [65], пользуюсь собственными глазами, ergo, вчера для меня не составило труда заметить парня, который так действовал вам на нервы под сенью деревьев на площади Колумба.

– И он участвовал в этой свалке?

– Участвовать не участвовал. Наблюдал за финалом. Я думаю, полицейский появился раньше времени и не дал ему поразмяться. Ну, кажется, начинаем.

Сеньор в сером сделал знак публике поскорее усаживаться. В зале громко разговаривали и было душно – не продохнуть.

– Дамы и господа, – сказал сеньор. – Мы с сожалением должны сообщить, что последняя часть концерта не состоится. Легкое недомогание артиста —

КАК ОН РЫДАЛ, ЛЕЖА НИЧКОМ НА КАНАПЕ, – лишает нас возможности насладиться его великолепным искусством. Я хотел бы также успокоить дам, которых мог взволновать незначительный инцидент, имевший место несколько минут назад. Ничего страшного не произошло —

КАК ВСХЛИПЫВАЛ, ЗАКРЫВ ЛИЦО РУКАМИ,

А МАССАЖИСТ СМОТРЕЛ НА НЕГО, —

итак, все выходы го зала —

к вашим услугам.

– Абелито? – переспросила Клара. – Значит, это правда.

– Что?

– Что он сумасшедший. – Она невольно оглянулась на темноту аванложи. – Уму непостижимо. А где Хуан, скажите, пожалуйста?

– В зале для прессы вместе с остальными.

– Пойдемте.

– Пойдемте, но спешить не будем. Пусть сначала выйдут все, смотрите, как они недовольны.

Господина в сером проводили тремя хлопками и чудовищным свистом с галерки; в ложах недовольная публика, полумертвая от жары, начала двигаться, громко переговариваясь через головы.

Значит, Абель —

но абсурд имеет свои пределы и для тех, кто исповедует африканский культ воду как на улице Диагональ, так и на улице Флорида. И надо было выбраться из ложи, этой крепостной башни (репортер, полный доброй воли, ждал, повернувшись спиной к аванложе – )

Ланселот, Галаад, Геррэт

СБЫВАЮТСЯ МРАЧНЫЕ ПРОРОЧЕСТВА

«Неверно», – подумала Клара, оглядываясь на себя с презрением (глаз, нос, половина рта, другой глаз, очечки, это отражение души, это вечное дробление целого на отдельные части —

и пусть твоя левая рука не знает того, что – но это так, это действительно так, она никогда этого не знает. Что знает мой язык о том, как живется моей ноге). «Какой ужас», – и уже нет мыслей, нет слов, чтобы выразить гнездящееся в сердцевине ее существа недовольство центробежными устремлениями, этим намерением бежать от себя самой, которые центр должен был бы предотвратить, упорядочить, упразднить. Теперь, когда Хуан, неделимая часть ее кожи, отделился куда-то —