— Дьетка, дорогая, не будете ли так добры принести мой кошелек, я забыль его на столе в моей комнате. И вам советую принести ваший.
Кэтрин вернулась с миссис Раск. Наконец хоть кто-то расскажет им про эту француженку! Пустившись на хитрость, они перебирали и пересматривали товар, пока мадам не купила нужное и не удалилась вместе со мной. Но когда они, казалось, уже могли заглянуть в прошлое мадам, разносчик их обескуражил. Он ничего не помнил — он даже сомневался, что видел леди раньше хотя бы разок. Он всех француженок по всему свету кличет «мадамзель» уж такое им всем полагается имя. А эту где ж он мог встретить? Эту, помнится, не встречал. Но каждой обрадуется, ведь молоденькие при них нет-нет, да и купят чего-нибудь.
Его скрытность и забывчивость возмущали, но Кэтрин с миссис Раск не выспросили разносчика ни на пенни — он был глуп, а может, и того хуже.
Мадам, конечно, его подкупила. Однако всякое преступление бывает раскрыто, и правда все равно обнаруживается. Том Уильямс, конюх, видел мадам с разносчиком: притворяясь, что разглядывает товар, едва не зарывшись лицом в шелка и уэлльскую шерсть, она по обыкновению быстро говорила что-то и сунула деньги, уверял Том, под материи в сундучок.
Оставив разносчика, мы с мадам отправились на прогулку, мы шли по выгону на торфяниках, что простирался между Ноулом и церковью Скарздейл. После посещения гробницы мадам не изводила меня вопросами. Она была непривычно задумчива, не слишком разговорчива и почти не пыталась совершенствовать мой французский или углублять прочие знания. Прогулка входила в заведенный у нас распорядок дня. Я несла корзинку с сандвичами: мы планировали подкрепиться, достигнув одного местечка с прекрасным видом, примерно в двух милях от Ноула.
Вышли мы чуть позже обычного и не одолели еще половину пути, как мадам ощутила крайнее «изнурение» и присела у изгороди отдохнуть. Заунывным голосом, в нос, она затянула причудливую старинную бретонскую балладу о леди со свиной головой:
Знали леди одну — не свинью и не деву,
Не из людской породы,
Не из смертных и не из мертвых.
Левые рюка с ногой у нее были на ощупь теплы,
А правые, как у покойницы, холодны.
Ее песня звучали как погребальни звон — дон-дон, —
Свиньи пугались и разбегались,
Женщины, в страхе, не приближались.
Она могля глаз не сомкнуть год и еще день.
Она могля дольше месяца сном спать мертвецким.
Никто не зналь, чем сыта она, —
Желюдями или жарким.
Говорили, она из тех бесами одержимых свиней,
Что кинулись в озеро Геннисарет {9} 9 …из тех бесами одержимых свиней, что кинулись в озеро Геннисарет. — Имеется в виду евангельский эпизод изгнания бесов, вселившихся в стадо свиней, которые после этого бросились в море (см.: Мф. 8: 28–34; Мк. 5: 1–20; Лк. 8: 26–39).
.
Телом ублюдок — дюшой сатана.
А еще говорили, она Вечному жиду {10} 10 Вечный жид, или Агасфер. — По легенде, во время пути Христа на Голгофу Агасфер отказал ему в кратком отдыхе у своего дома, за что обречен скитаться по земле вплоть до Второго пришествия Христа.
жена,
И нарушиля заповедь, соблазнившись свининой,
И свиное рило вместо лица — это знак
Павшего на нее позора и предстоящего наказания…
Ну и так далее и так далее — звонкий вздор. Чем больше я проявляла нетерпения, порываясь продолжить путь, тем упорнее мадам медлила. И я решила не обнаруживать беспокойства, но отмечала, как она, не прерывая своей безобразной декламации, поглядывает на часы и украдкой бросает взгляды в ту сторону, куда лежал наш путь, — будто ожидает чего-то.
Натешившись пением, мадам встала и в молчании зашагала вперед. Изредка она все так же украдкой посматривала в сторону деревушки Триллсворт, которая показалась вдалеке по правую руку. Поднимавшийся над деревушкой дымок прикрыл горный склон тонкой вуалью. Наверное, она догадалась, что я за ней наблюдаю, потому что спросила:
— Что за дым там?
— Это Триллсворт, мадам, там железнодорожная станция.
О, le chemin de fer! [14] …железная дорога! (фр.)
Так близко! Я и не представляль! И куда она едет?
Я разъяснила. Вновь наступило молчание.
Церковь Скарздейл — живописнейшее и вместе с тем престранное место. Холмистый овечий выгон вдруг уходит вниз, в долину, на дне которой у живого, излучистого ручья выступают из высоких трав руины небольшого монастыря, окруженные купой величавых деревьев. Вороньи гнезда на ветвях пусты — разоренные, они давно оставлены птицами. Даже скот здесь не пасется. Заброшенность — вот имя этому месту.
Читать дальше