Л. Хартли - Смертельный номер - Рассказы

— Есть старый, для русалки. То, что надо. Пусть тащат сюда.

Пока втаскивали бак, незнакомец огляделся по сторонам.

— Что, сомнения берут? — спросил директор.

— Нет, сэр, — ответил мужчина. — Купального костюма у меня нет, вот в чем загвоздка.

— За этим дело не станет, — заверил его директор. — Я покажу, где переодеться.

Отведя незнакомца в раздевалку, он вернулся к жене.

— Думаешь, пусть прыгает? — спросила она.

— Пусть, сам ведь вызвался. Ты хотела опасный номер, вот и получай.

— Знаю, но… — Слова ее потонули в грохоте, это на тележке привезли бак — полый двойной куб, похожий на саркофаг. На свинцовых ребрах куба резвились рельефные русалки. Покряхтывая и поругиваясь, рабочие арены собрали его, в нескольких футах от осевого столба. Подтянули к водопроводному крану шланг — и скоро в бак, урча и фыркая, полилась вода.

— Что-то он долго переодевается, — озаботилась жена директора.

— Может, ищет, куда деньги спрятать, — засмеялся муж и добавил: — Бензин пока жечь не будем.

Наконец мужчина вышел из-за ширмы и медленно направился к ним. Высокий, поджарый, мускулистый. Волосы на груди пушились, будто он их расчесывал. Он остановился перед ними, уперев руки в бока, кожа покрылась пупырышками. Зевнул раз, другой.

— Как подняться наверх? — спросил он.

Директор, удивившись, показал на лестницу.

— Если не хотите, можно по столбу или затащим вас туда на канате. Под самым куполом платформа для ног, довольно прочная.

Человек начал карабкаться наверх по хромированной лестнице, жена директора крикнула ему вслед:

— Вы не передумали? Хотите прыгать?

— Хочу, мадам.

Он не мог распрямиться на платформе во весь рост — был слишком высок, голова упиралась в брезент навеса. Чуть пригнувшись, покачиваясь в сорока футах над ареной, он взмахнул руками, как бы проверяя сопротивление воздуха. Потом нырнул в пространство… жена директора отвела взгляд… раздался всплеск, и вверх тонкой простыней взметнулись брызги.

Когда жена обернулась, смельчак стоял в баке, по грудь в воде. Перемахнув через край, он по арене зашагал к ним, с тела стекала вода, к влажным ступням прилипли опилки, рыжеватые в крапинку глаза слегка покраснели.

— Браво! — воскликнул директор, хватая прыгуна за лоснящуюся руку. — Номер просто первоклассный, денежки так и потекут в наши карманы. Пятнадцать фунтов в неделю вам хватит?

Мужчина покачал головой. Вода капельками стекала с его спутавшихся волос на плечи, выцеживалась из купального костюма и оставляла бороздки на мускулистых бедрах. Хорош собой, строен; женщинам он будет нравиться.

— Ну тогда двадцать.

Мужчина снова покачал головой.

— Хорошо, двадцать пять. Больше мы не даем никому.

Мужчина словно и не слышал — он лишь едва заметно покачал головой. Директор цирка и его жена быстро переглянулись.

— Ладно, — сказал он. — Вы нам дадите полный сбор, а раз так, предлагаем особую ставку — тридцать фунтов в неделю. Идет?

Понял ли его мужчина? Сунув палец в рот, он продолжал медленно качать головой, скорее, в ответ своим мыслям, которые были где-то далеко, и предложенная сделка его вовсе не занимала. Он так и не отозвался, и напряжение сразу спало, узел развязался, и директор сказал своим будничным, деловым голосом:

— Что ж, значит, не договорились. Но все-таки почему вы отвергли наше щедрое предложение?

Мужчина глубоко вздохнул и, наконец нарушив молчание, вымолвил:

— Я это сделал впервые, и мне не понравилось.

С этими словами он повернулся на пятках и неверной походкой зашагал к раздевалке.

Директор цирка и его жена обалдело переглядывались.

— Он это сделал впервые в жизни, — пробормотала она. — Впервые.

Не зная, какими словами проводить его, похвалить ли, побранить, обвинить или посочувствовать, они стояли и ждали, когда он вернется, но смельчака все не было.

— Пойду посмотрю, не случилось ли с ним чего, — сказал директор цирка. Через две минуты он вернулся. — Его там нет, — сообщил он. — Наверное, улизнул через другую дверь, попадаются же ненормальные!

Энтони Истерфилд не был, в сущности, человеком религиозным, если не иметь в виду самую свободную и туманную интерпретацию этого слова, но он был религиозен в том смысле, что не был материалистом. Я материалист? Ни в коем случае! Тут была полная ясность, и если это слово произносили в его присутствии, или оно встречалось ему в книге, или случайно приходило на ум (со словами такое бывает), он тотчас гнал его прочь. Нашли материалиста! Ничего умней не придумали? Да род людской на ладан дышит из-за вашего материализма! Уж лучше сковырнуться от пьянства, в этой смерти, по крайней мере, будет хоть что-то спиритическое.