Сосэки Нацумэ - САНСИРО

Эти рассуждения показались Сансиро в общем справедливыми, хотя и несовершенными. Правда, в чём их несовершенство, он не мог бы сказать — в мыслях у него была полная неразбериха. Естественно поэтому, что критиковать рассуждения Ёсико ему оказалось не под силу. И он со стыдом признался самому себе, что же может критически воспринять даже совсем простые, детски наивные вещи. Такая беспомощность недостойна мужчины! Теперь он утвердился во мнении, что с токийскими студентками надо держать ухо востро.

По дороге домой Сансиро с чувством глубокого уважения думал о Ёсико. Дома его ждала почтовая карточка: «Завтра в час дня мы идём на выставку цветочных кукол. Приходите к Хироте-сэнсэю. Минэко ».

Тем же почерком, показалось Сансиро, была сделана надпись на конверте, торчавшем тогда из кармана Нономии. Сансиро несколько раз перечёл записку.

На следующий день — это было воскресенье — Сансиро сразу после завтрака отправился на улицу Нисикатамати в своей новенькой студенческой форме и до блеска начищенных ботинках. Дойдя тихим проулком до дома Хироты, он услышал доносившиеся оттуда голоса. Если от ворот сразу свернуть влево, попадёшь в сад, а через садовую калитку можно, минуя парадный ход, пройти прямо к веранде, опоясывающей комнаты. Сансиро взялся за задвижку в калитке, едва заметной среди живой изгороди китайского боярышника, как вдруг услышал, что в саду кто-то разговаривает. Это были Нономия и Минэко.

— Ничего из этого не выйдет, только упадёте на землю и убьётесь, — сказал Нономия.

— Всё равно так лучше, если даже убьёшься, — ответила Минэко.

— Впрочем, безрассудный человек вполне достоин такой участи.

— Вы говорите жестокие вещи.

Сансиро отворил калитку. Стоявшие в центре сада Нономия и Минэко обернулись к нему. Нономия, который был в новой светло-коричневой мягкой шляпе, кивнул головой, ограничившись обычным: «А, это вы!»

Минэко быстро спросила:

— Когда вы получили открытку?

Приход Сансиро прервал их разговор.

На веранде в европейском костюме сидел сам хозяин, выпуская, по обыкновению, свой «философский» дым. Он просматривал европейский журнал. Возле него расположилась Ёсико. Она сидела на татами, откинувшись назад и опираясь на руки, и разглядывала сандалии на своих вытянутых ногах.

Все были в сборе и, видимо, ждали только Сансиро. Хозяин отложил журнал.

— Ну что ж, пойдёмте. Вытащили всё же меня.

— Весьма признательны вам, — сказал Нономия. Девушки обменялись взглядами, улыбнулись едва заметно и вслед за мужчинами вышли из сада.

— Ну и высокие они, — заметила Минэко.

— Как фонарные столбы, — отозвалась Ёсико.

У ворот девушки поравнялись с мужчинами, и Ёсико сказала:

— Вот почему я ношу дзори с такими высокими подошвами.

Когда Сансиро, шедший позади всех, выходил из сада, на втором этаже резко распахнулись сёдзи и на веранде показался Ёдзиро.

— Идёте? — спросил он.

— Ага, а ты?

— Не пойду. Что за интерес смотреть какие-то цветочные поделки? Глупо!

— Ну, а дома сидеть тоже глупо. Пойдём!

— Я статью пишу. Большую статью. Так что мне не до прогулок.

Сансиро недоверчиво улыбнулся и ускорил шаг, догоняя остальных. Он увидел их в конце переулка, выходившего на широкую улицу. Вчетвером они шли под высоким осенним небом, и, глядя на них, Сансиро почувствовал, что жизнь его полна сейчас глубокого смысла, не то что в Кумамото. Эти люди как раз представляли второй и третий из трёх миров, о которых он некогда размышлял. Два силуэта тёмных, два — светлых, ярких, словно поле, покрытое цветами. В воображении Сансиро они составляли единое, гармоничное целое. Да и сам он, незаметно для себя, оказался частью этого целого. Лишь одно его тревожило: разговор Нономии и Минэко, нечаянно подслушанный в саду. Чтобы рассеять эту тревогу, Сансиро попытался догадаться, о чём шла речь.

У поворота все четверо остановились и оглянулись. Минэко приложила руку козырьком ко лбу. Через какую-то минуту Сансиро догнал их, и все в полном молчании двинулись дальше. Спустя несколько мгновений Минэко сказала:

— Я понимаю, Нономия-сан, почему вы так говорите — вы ведь физик.

Они, видимо, продолжали тот самый разговор.

— Да нет, то, что я физик, здесь ни при чём. Чтобы летать по-настоящему высоко, нужно создать пригодный для этого летательный аппарат. А тут прежде всего необходима голова. Верно?

— Но кто не собирается летать очень высоко, пожалуй, обойдётся тем, что есть.