Сосэки Нацумэ - САНСИРО

— Очень хорошо, — заметил Сансиро, разглядывая рисунок.

— Хорошо? — удивилась Ёсико. Удивление её прозвучало вполне искренне, не то что похвала Сансиро. Но Сансиро сейчас уже не мог ни обратить свои слова в шутку, ни придать им убедительность. В любом случае Ёсико стала бы его презирать. Продолжая разглядывать рисунок, Сансиро чувствовал себя смущённым.

В комнатах, видневшихся с веранды, стояла тишина. Не только в гостиной, но и на кухне никого не было.

— Ваша матушка уехала в деревню?

— Нет ещё, только собирается.

— Она дома?

— Нет, пошла сделать кое-какие покупки.

— Это правда, что вы переезжаете к Сатоми-сан?

— А почему вы спрашиваете?

— Просто так. Недавно был разговор об этом у Хироты-сэнсэя.

— Возможно, и перееду. Но пока ничего ещё не решено.

Сансиро начал о чем-то догадываться.

— А давно Нономия-сан знаком с Сатоми-сан?

— Да, они друзья.

«Просто друзья? — подумал Сансиро. — Мужчина и женщина? Может ли быть такое?» Однако расспрашивать об этом Сансиро больше не решился.

— Я слышал, что Нономия-сан учился у Хироты-сэнсэя?

— Да…

Наступила пауза.

— А у Сатоми-сан вам будет удобнее жить?

— Мне? Разумеется. Вот только боюсь стеснить её старшего брата.

— Разве у Минэко-сан есть брат?

— Да, он учился в университете вместе с моим братом.

— Он тоже физик?

— Нет, он юрист. Был у них ещё старший брат, друг Хироты-сэнсэя, но он рано умер, и теперь у Минэко-сан никого не осталось, кроме Кёскэ-сан, второго её брата.

— А мать с отцом?

— У Минэко нет родителей, — ответила Ёсико, чуть улыбнувшись с таким видом, словно об этом все должны были знать. Они умерли, наверно, очень давно, раз Ёсико совсем их не помнит.

— Так вот почему Минэко-сан бывает у Хироты-сэнсэя!

— Да, я слышала, что её покойный брат был очень дружен с ним. Кроме того, Минэко-сан увлекается английским и время от времени, я думаю, занимается с Хиротой-сан.

— А у вас она тоже бывает?

Между тем Ёсико принялась за свою акварель, нисколько не стесняясь присутствием Сансиро, но это не мешало ей отвечать на его вопросы.

— Минэко-сан?.. — переспросила она, нанося штрих на тростниковую крышу под хурмой. — Пожалуй, перечернила немного.

— Пожалуй, — на этот раз честно подтвердил Сансиро.

Ёсико смочила кисть и, смывая чёрную краску, ответила наконец на вопрос Сансиро:

— Да, бывает.

— И часто?

— Часто, — сказала Ёсико, не отрываясь от мольберта. С той минуты как она занялась своим рисунком, Сансиро почувствовал себя непринуждённее.

Некоторое время они молчали. Ёсико старательно смывала с тростниковой крыши черноту, но кисть, обильно смоченная, не слушалась девушки, и, заглянув в рисунок, Сансиро увидел, что чёрная краска растекается во все стороны мутными полосами, отчего ярко-красная хурма приобрела цвет прелой. Наконец Ёсико положила кисть, слегка запрокинула голову и стала разглядывать рисунок, держа его на вытянутых руках. Потом призналась едва слышно:

— Не получилось.

Рисунок и в самом деле не получился. Сансиро стало жаль девушку.

— Оставьте это. Нарисуйте что-нибудь другое.

Ёсико не обернулась, лишь искоса взглянула на Сансиро большими, с поволокой, глазами. Сансиро ещё больше стало жаль её. Но тут она вдруг рассмеялась.

— До чего же я глупая! Почти целых два часа убила. — С этими словами Ёсико замазала рисунок вдоль и поперёк жирными штрихами и захлопнула коробку с красками. — Ну, хватит. Пойдёмте в гостиную. Напою вас чаем.

Сансиро не хотелось снимать ботинки, и он остался на веранде. Девушка казалась ему забавной: предложила чаю после того, как они уже так долго разговаривали. Но у него не было ни малейшего желания насмехаться над нею. Напротив, слова «напою вас чаем», произнесённые как-то вдруг, доставили Сансиро особое удовольствие. Правда, это ощущение не имело ничего общего с чувством, которое возникает у мужчины по отношению к женщине.

В гостиной послышались голоса. Это, наверно, Ёсико разговаривала со служанкой. Вскоре раздвинулись перегородки и Ёсико появилась с чайной посудой. Теперь Сансиро мог хорошенько рассмотреть девушку, потому что она стояла прямо перед ним, и он подумал, что никогда не встречал лица более женственного.

Ёсико принесла чай на веранду, а сама вернулась в комнату и села на татами. Сансиро уже решил уйти, но ему очень не хотелось расставаться с этой девушкой. Тогда, в клинике, она покраснела от его взгляда, так пристально он на неё смотрел, и ему пришлось сконфуженно уйти, но сегодня он чувствовал себя вполне непринуждённо. Они всё время переговаривались между собой, он — сидя на веранде за чаем, она — устроившись в комнате на татами. Вдруг Ёсико спросила Сансиро, нравится ли ему Нономия. Этот вопрос, казавшийся наивным, даже детским, на самом деле был полон глубокого смысла. Человек, посвятивший себя науке, ко всему подходит с меркой исследователя, поэтому чувство любви в полной мере ему не знакомо. Обычный же человек что-то любит, чего-то не любит. Исследование вообще может его не интересовать. Её брат — учёный-физик и стремится даже сестру сделать объектом исследования. Казалось бы, чем больше он будет её изучать, тем меньше будет любить. Однако он, такой энтузиаст своей науки, очень любит свою младшую сестру, и поэтому он, конечно же, самый лучший человек в Японии. Таков был вывод Ёсико.