Сосэки Нацумэ - ЗАТЕМ

Он приезжал на похороны и познакомился с Дайскэ и Хираокой, друзьями его покойного сына. А потом, перед тем как вернуться на родину, они вместе с Митиё посетили обоих молодых людей, чтобы поблагодарить каждого и попрощаться.

Осенью того года Хираока женился на Митиё. Этому немало способствовал Дайскэ. И хотя официальным сватом выступал земляк-старшекурсник, не кто иной, как Дайскэ, уговорил Митиё на этот брак.

Вскоре после свадьбы молодая чета покинула Токио. Тем временем непредвиденные обстоятельства вынудили отца Митиё уехать на Хоккайдо. И сейчас, возвратясь в Токио, Митиё чувствовала себя очень одиноко. Чего бы не сделал Дайскэ, чтобы Митиё наконец обрела покой! Может быть, думал он, ещё раз посоветоваться с невесткой насчёт денег? И потом он должен непременно увидеться с Митиё, узнать некоторые щекотливые обстоятельства.

Допустим, он ещё раз пойдёт к Хираоке, однако Митиё не болтлива и вряд ли станет с ним откровенничать. Ну, скажет, к примеру, зачем им срочно понадобились деньги, а ведь Дайскэ интересуют вещи более интимные. Но в этом он мог признаться лишь самому себе. Не всё ли ему равно, зачем понадобились Хираоке эти пятьсот иен? Дайскэ охотно раздобыл бы их, чтобы сделать Митиё приятное, а зачем они нужны, это его не касается. Но завоёвывать расположение Митиё таким образом — нет, на это Дайскэ не способен.

Кроме того, Хираоки может не оказаться дома, тогда Дайскэ ничего толком не узнает, даже подробности их материального положения. Да и от самого Хираоки ничего не добьёшься. Что бы он ни сказал, всего нельзя принять на веру. Из различных, чисто житейских соображений Хираока рисуется перед Дайскэ, даже когда в этом нет необходимости.

Как бы то ни было, первым делом надо посоветоваться с невесткой, хотя надежда на это слабая. Одно дело просить какую-то мелочь, другое — такую сумму, Умэко может испугаться. Она, конечно, располагает собственными средствами и, возможно, выручит его. А если откажет, придётся занять, пусть даже под большие проценты. Правда, на такой смелый шаг он пока ещё не решился. Но в конце концов Хираока всего равно попросит за него поручиться, так уж лучше опередить события, а заодно и порадовать Митиё. Эта безрассудная мысль крепко засела в голове Дайскэ.

Дул ласковый ветерок, затянутое тучами небо словно застыло в неподвижности, но было ещё совсем светло, когда в пятом часу Дайскэ вышел из дому и на трамвае поехал к брату. Недалеко от замка Аояма, слева от трамвая, промчались коляски с двумя рикшами каждая. В одной ехал отец, в другой — брат. Дайскэ даже не успел их приветствовать, так быстро они проехали, конечно, не заметив его. Дайскэ сошёл на следующей остановке.

Подойдя к воротам, он услышал звуки пианино, доносившиеся из гостиной, остановился на посыпанной гравием дорожке, но тут же свернул влево, к чёрному ходу. Там у решётчатой двери лежал Гектор, огромный английской породы пёс, в наморднике. Он сразу узнал Дайскэ, поднял пятнистую морду, задвигал поросшими длинной шерстью ушами и завилял хвостом.

Дайскэ заглянул в комнату сёсэя у самого входа, приветливо поздоровался В прошёл прямо в комнату, где за пианино сидела невестка. Возле неё стояла Нуико в кимоно с длинными рукавами, с распущенными, как обычно, ниспадающими на плечи волосами. Стоило Дайскэ взглянуть на её волосы, как он сразу же представлял себе девушку на качелях. Чёрные волосы, розовая лента, жёлтый шёлковый оби — всё это развевалось на ветру и плыло в воздухе: картина, достойная того, чтобы запечатлеться в памяти.

Мать и дочь одновременно оглянулись.

— Ах! — воскликнула Умэко.

Нуико молча подбежала к Дайскэ, схватила за руку и потащила к пианино.

— А я иду и думаю, что это за маэстро здесь играет.

Умэко, смеясь, замахала на него руками:

— Сыграйте, пожалуйста, это место, Дай-сан.

Дайскэ сел за пианино и, глядя в ноты, заиграл. Пальцы его уверенно скользили по клавишам.

— Вот так, наверно, — произнёс он, поднимаясь.

Примерно с полчаса то мать, то дочь разучивали один и тот же пассаж. Наконец Умэко встала:

— Хватит. Пойдёмте есть. И вы, Дай-сан, с нами, пожалуйста.

В комнате уже сгустились сумерки. Звуки музыки, изящные белые руки невестки и племянницы, наконец рисунки, украшавшие верхнюю часть стены, заслонили собой и Митиё и деньги, которые он собирался для неё раздобыть. В полумраке лишь отчётливо вырисовывались ярко-синие волны с белыми брызгами пены, а над ними гряда золотистых облаков, которые художник изобразил по просьбе Дайскэ. Меж облаков видны были силуэты исполинских женщин со спутанными волосами, извивающихся в неистовой пляске. Это тоже была фантазия Дайскэ уподобить Валькирий облаку. Он хотел, чтобы силуэты женщин лишь угадывались, сливаясь с облаками и образуя причудливый клубок. Но у художника так не получилось, и, увидев картину в готовом виде, Дайскэ был слегка разочарован. Когда они с Умэко выходили из комнаты, Валькирии почти не были видны, так же как и яркое синие волны. Лишь смутно белели гребни волн.