Сосэки Нацумэ - ВРАТА

Соскэ редко бывал у дяди, и то больше из приличия, а на обратном пути его обычно мучило ощущение ненужности этих визитов. Случалось и так, что, обменявшись несколькими фразами о погоде, Соскэ с трудом заставлял себя посидеть хотя бы ещё с полчаса, болтая о разных разностях. Да и дядя держал себя как-то скованно и неловко.

— Посидите, куда вам торопиться, — уговаривала тётка, отчего Соскэ становилось ещё тягостнее. Но если он подолгу у них не бывал, то чувствовал беспокойство, близкое к угрызениям совести, и снова шёл с визитом.

— Короку доставляет вам столько хлопот, — говорил изредка Соскэ, склоняя голову в благодарном поклоне, но ни единым словом не упоминая ни о дальнейших расходах на учёбу Короку, ни о проданных дядей земле и доме. Уж очень тяжко было заводить об этом разговор. И тем не менее визиты к дяде, не доставлявшие Соскэ ни малейшего удовольствия, были обусловлены не столько родственными чувствами или сознанием долга, сколько таившимся в глубине души стремлением уладить мучившее его дело, как только представится удобный случай.

— Как переменился Co-сан, — часто говорила тётка, на что дядя отвечал:

— Да, переменился. Что ни говори, а от подобных перипетий так сразу не оправишься. — Всё это дядя произносил многозначительно: страшная, мол, штука судьба.

— И в самом деле, — поддакивала тётка, — разве можно с такими вещами шутить. Таким был живчиком, даже чересчур шумным, а что с ним стало за каких-то там три года. Поглядеть на него, так он старик в сравнении с тобой.

— Ну, уж это ты слишком, — отвечал дядя.

— Да я не о внешности говорю, а о том, как он держится.

После приезда Соскэ в Токио такие разговоры между супругами Саэки стали обычными. Соскэ и в самом деле выглядел каким-то постаревшим, когда бывал у них.

О-Ёнэ со дня приезда в Токио ни разу не перешагнула порог их дома, что-то, видимо, её удерживало. Сама она вежливо их принимала, называла «дядюшка» и «тётушка», но их приглашения «загляните как-нибудь» лишь кланялась и благодарила, однако сходить к ним так и не собралась. Как-то даже Соскэ предложил ей:

— Может, навестишь разок дядю?

На что О-Ёнэ, как-то странно на него взглянув, ответила:

— Пожалуй, но…

С тех пор Соскэ больше не заговаривал на эту тему. Так прошло около года. И вот дядя, который, по признанию собственной жены, был душой моложе Соскэ, неожиданно скончался от менингита. Несколько дней он лежал с признаками простуды, но однажды, сходив по нужде, стал мыть руки и как был, с черпаком в руке, упал без памяти и чуть ли не через сутки скончался.

— О-Ёнэ, дядя умер, — сообщил Соскэ, — а я так и не успел с ним поговорить.

— Всё о том же? — удивилась О-Ёнэ. — Я думала, у тебя давно пропала охота, но ты, оказывается, настойчивый.

Прошёл примерно ещё год, сын дяди, Ясуноскэ, окончил университет, Короку перешёл на второй курс колледжа. К этому времени тётка с Ясуноскэ переехали в тот дом, где жили и сейчас.

На третий год во время летних каникул Короку отправился на полуостров Восю к Токийскому заливу, где были отличные морские купанья. Там он провёл свыше месяца, до сентября. Короку пересёк полуостров, вышел на побережье Тихого океана и, лишь пройдя вдоль знаменитого пляжа в девяносто девять ри [6] Ри — 3,927 километра. , вспомнил, что пора возвращаться в Токио. К Соскэ он явился дня через два-три после приезда, когда было ещё по-летнему тепло. На почерневшем от загара лице Короку ярко блестели глаза, и выглядел он настоящим дикарём. Пройдя в комнату, куда редко заглядывало солнце, он в ожидании брата лёг на постель. Не успел Соскэ появиться, как Короку вскочил:

— Брат, у меня к тебе дело.

Соскэ несколько опешил, таким серьёзным тоном это было сказано, и, даже не переодевшись, хотя в европейском костюме было нестерпимо жарко, весь обратился в слух.

Как выяснилось со слов Короку, несколько дней назад, когда он вернулся с побережья, тётка объявила, что последний год даёт ему деньги на учёбу, выразив при этом сожаление. Сразу после смерти отца Короку взял на попечение дядя. Мальчика учили, одевали, давали ему карманные деньги, словом, ни в чём не отказывали. Короку к этому привык и ни разу не подумал о том, что кто-то платит за его ученье. Поэтому слова тётки, будто приговор, повергли Короку в смятение, и он не нашёлся что сказать.

Тётка вроде бы и в самом деле была огорчена, так показалось Короку. С чисто женским пристрастием к подробностям, она целый час пространно объясняла, почему не сможет больше о нём заботиться. Причин было много: нарушившая семейное благополучие смерть дяди, окончание Ясуноскэ университета и возникший в связи с этим вопрос о его женитьбе.