Джин Стаффорд - Скверная компания

Не в силах справиться с этим чепе, продавец яростно зазвонил и заорал: «Мистер Беллами! Я воровку поймал!» Внезапно нагрянула тишина, а потом такой гвалт, какого я в жизни не слыхала. Звонок звенел, дети ревели, посуда сыпалась на пол, а толпа, спотыкаясь, ринулась к месту происшествия.

Возле Лотти в тот же миг вырос девятнадцатилетний широкоплечий мистер Беллами, крепко держа ее за руку и снимая шляпу, явившую к восторгу зрителей невероятный ассортимент товаров. Со взлохмаченными волосами и миной невинности на лице хитрюшка Лотти притворилась глухонемой. Она показала на резиновые перчатки, потом показала на меня, и мистер Беллами, которому, наконец, представился случай проявить свои способности, воскликнул: «Ага!» и, не отпуская Лотти, бросился вокруг прилавка и схватил за руку меня.

Я не знаю, где теперь Лотти — гастролирует ли еще или сидит в тюрьме. Судя по ее поведению после нашего задержания, первое столь же вероятно, сколь и второе. (С тех пор я ее не видела, и могу лишь предполагать, что она в ту же ночь смоталась из города на товарном поезде. А, может быть, вся ее семья снялась так же быстро, как и объявилась: обитатели наших трущоб были очень непоседливы. Можете быть уверены, что я не пыталась ее разыскать и несколько месяцев обходила Арапаха Крик и Норт Хилл десятой дорогой.) Она не произнесла ни слова и только делала знаки пальцами, переворачивая все с ног на голову. Пытались проверить ее слух, стреляя их хлопушки прямо у нее под ухом, но она и глазом не моргнула.

Вызвали моего отца, и он приехал на нашей семейной машине. Я почти не слышала, о чем шла беседа, потому что страшно ревела, но все же поняла одну его фразу: «Ну что же, негодница, ты, видно, добилась того, что мне придется порвать отношения с нашим старым другом, судьей Бэем». Я пыталась защищаться, но все было бесполезно. Управляющий, мистер Беллами, продавщицы и мой отец — все ласково похлопывали Лотти по плечу, а продавец даже сказал: «Несчастный ребенок–калека». Несчастному ребенку–калеке подарили кулечек леденцов, и он ответил им наибессовестнейшей улыбкой благодарности, немного похныкал и зашагал прочь, держа перед собой, как попрошайка, пустую шляпу. Я ненавижу Лотти по сей день, но должна оценить ее по заслугам — она была гениальна.

Мистер Беллами, я уверена, хотел бы упечь меня в исправительную школу на всю жизнь, но управляющий сказал, что, поскольку это мой первый проступок, он позволит отцу самому наказать меня, Продавщица — старая дева — только щелкнула языком и покачала головой. Папа вытолкал меня из кабинета и из магазина, поскорее запихнул в машину и помчал домой, что‑то бормоча себе под нос. Иногда до меня долетали слова: «нравственность» и «в наши дни».

Стоит ли рассказывать дальше? Сами понимаете, что потом было. Папа, поразмыслив, решил не разлучаться с судьей Бэем, а напротив, воспользоваться дружбой с ним в трудную минуту, и повел меня к нему в дом выслушивать нравоучения. Единственное, что я запомнила из длинных сентенций, которые он изрекал, сидя за своим бюро и неподвижно вперившись в меня, было: «Я хочу, чтобы вы хорошенько над этим задумались, барышня. Я хочу, чтобы вы заглянули в самые темные уголки своей совести и нашли в них и вырвали корень зла». Ну и мудрец! Да если бы я выкорчевала в себе все дурное, что бы от меня осталось? У мамы несколько дней не просыхали глаза, потому что она вскормила такую преступницу, и ей было стыдно показываться в соседней лавке; отец молчал и только часто поглядывал в мою сторону. Паинька–Стелла сказала: «И как только тебе не совестно было так поступить на Рождество!» А Джек… Он и не догадывался, как близко ему было до небес, когда я сжимала в руке кухонный нож. Я столько раз слышала «хорек», что чуть не свихнулась. Тэсс, конечно, не понимала, что вокруг делается, и задавала столько вопросов, что я, наконец, бешеным шепотом посоветовала ей сходить посмотреть, где раки зимуют.

Добрая старая Муфф!

Неправда, что ошибки ничему не учат. Для меня, по крайней мере, тот случай не прошел даром. Я сразу завела себе нескольких приятелей: естественно, они уже не принадлежали к избранным Карлейль Хилл Грейда — на мне ведь лежало клеймо, и теперь, когда нестерпимое желание остаться одной охватывало меня, я не давала себе воли. Я говорила: «У меня что‑то разболелась голова. Я поеду домой приму таблетку», или «Лошадь меня укуси! Совсем забыла — мне нужно к зубному».

Когда скандал забылся, я записалась в туристский клуб для девчонок, и меня сразу же приняли, потому что Стелла у них уже два года ходила в почетных членах, а руководитель отряда был маминым знакомым. Все обернулось как нельзя лучше, и даже Муфф не скучала по мне, когда мы выбирались в походы. Она к тому времени подросла и стала приносить нам буквально тысячи котят.