Мэв Бинчи: Лилобус

Сложив руки на коленях, она смирно сидела, словно работник, которого вот-вот уволят.

Из магнитофона раздавался голос миссис Райан: она велела подружкам Бидди Брейди заткнуться и слушать, как она поет. Мама слушала пьяные, нестройные завывания, а из-под сомкнутых век текли слезы. Силия попыталась выключить.

- Оставь, - сказала мама.

Они долго молчали.

- Да, - проговорила миссис Райан. – Понимаю.

- Если хочешь, скажем, что у тебя воспаление легких, или что ты уехала к Дэну в Коули. Тогда никто ни о чем не узнает.

- Какой смысл что-то скрывать. Это значит, снова придется врать, верно? Лучше сразу правду сказать, – нахмурясь, произнесла она.

Мама, если ты действительно так думаешь, то полдела уже сделано, - ответила Силия и, склонившись над магнитофоном, взяла маму за руку.

Он хорошо помнил тот день, когда перекрасил мини-автобус в темно-фиолетовый цвет. Было здорово наблюдать, как под струей краски из распылителя грязно-бежевый оттенок сменяется лиловым. Мама пришла в ужас: как это вульгарно и броско; ведь для мамы худшее из преступлений – привлекать к себе внимание. Все хорошее не замечают и недооценивают, все плохое пускает пыль в глаза, шумит и ездит на машинах диких цветов. Отец Тома просто пожал плечами. «Чего еще от него ждать?» – спросил он жену тоном, который ясно означал, что он не ждет от нее ответа. К Тому отец уже не обращался – он просто высказывался о нем в его присутствии.

- Молодой человек, видимо, думает, что деньги растут на деревьях. Молодой человек и бродяг пустил бы жить у нас в саду. Молодой человек считает, что работать ниже его достоинства.

Том иногда отвечал, или старался не обращать внимания. Это все равно не имело значения. Отец в любом случае был твердо убежден, что молодой человек – пропащий, нестриженый лоботряс. Ничего удивительного в том, что он покрасил фургон в лиловый цвет.

Но, по мнению Тома, удивляться было чему: он и сам не ожидал, что однажды, отчаявшись отмыть машину как следует, выкрасит ее в лиловый цвет. И ничуть не пожалел: она словно ожила, обрела новый характер. Вот тогда он и решил заняться перевозками. Бизнес не назовешь совсем законным, но даже если случится какая-то авария, и он заявит, что просто вез друзей на выходные домой, страховой компании будет непросто доказать обратное. В Дублине никто не видел, чтобы ему вручали деньги. Он не стоял у двери, продавая билеты, как в больших автобусах. Пассажиры почти всегда были одни и те же, лишь один или два раза в месяц кто-то менялся. Никакой сверхприбыли предприятие не приносило; окупались только расходы на бензин и сигареты. Зато курить он мог сколько душе угодно, и на выходные, как и хотел, приезжал в Ратдун. И все благодаря «Лилобусу».

О жизни своих пассажиров в Ратдуне Том знал все, но о том, что с ними происходит в Дублине, он имел очень смутное представление. По воскресеньям все сходили на остановке в центре города. Он хотел было расспросить, где кто живет, чтобы развозить всех по домам, но что-то подсказало ему, что многие предпочли бы незаметно раствориться в темноте города и вряд ли захотят, чтобы остальные увидели, где они живут, какой у них дом или квартира. Том нередко замечал машину, припаркованную неподалеку от того места, куда приезжал автобус; и сидящий за рулем невысокого роста блондин в темных очках радостно махал Руперту Грину. От цепкого взгляда Тома не ускользало ничего, но остальные едва ли обращали внимание на того юношу; однако, ясно, что Руперт вряд ли захочет, чтобы люди об этом узнали. Иногда он видел, как Ди Берк открывает дверцу большой машины, где ее ожидал мужчина значительно более старшего возраста. О нем ни сама Ди, ни ее родные в Ратдуне не упоминали, значит, с большой степенью вероятности можно предположить, что мужчина этот тайный и не очень законный. Но сколько Том ни гадал, ни присматривался, он так и не мог выяснить, чего страшится юный Кев Кеннеди. Раньше он таким не был: Кев славный парень, к тому же единственный из братьев, кто решился уйти из-под отцовской опеки, от бутербродов с ветчиной и радио, которое трещит с утра до вечера. Но уже целый год или около того он сам не свой.

Силия живет с коллегами-медсестрами. В квартире их шестеро, и судя по всему, они прекрасно устроились: у них два телевизора, стиральная машина, а в задней комнате стоит в разложенном виде гладильная доска. По словам Силии, не случалось ни разу, чтобы кто-то кому-то сказал хоть одно грубое слово, и для девушек, которые пока не вышли замуж и не поселились в собственном доме, это просто идеальный вариант. Нэнси Моррис живет в одной квартире с Мэйред Хили; просто удивительно, как Мэйред, такая славная и жизнерадостная, ее терпит. Он как-то случайно встретился с ней на вечеринке, и она ему поведала, что самый последний фокус Нэнси - разнюхать, в каких супермаркетах проходит дегустация, ворваться туда незадолго до закрытия, выпить суп из бумажных стаканчиков или проглотить кусочки сыра, наткнутые на зубочистки, и по возвращении домой торжествующе заявить: «Я уже поужинала!» В тот вечер, почти три месяца назад, Мэйред сказала, что собирается с духом, чтобы попросить Нэнси съехать – видимо, еще не собралась. Бедняга Мики хороший человек, Том был бы ему очень рад, если бы он только перестал шутить – его чувство юмора крайне тяжело переносить. Он садится на тот же маршрутный автобус, что и Джуди Хики: поворачивая в сторону дома, Том не раз видел, как они беседуют на остановке.